Михаил Сергеев - Последняя женщина

Сток снова толкает спинку стула. Наци замолкает.

Маргарет. Именно так мы все и поступаем. Если не видеть горе других, то и помогать не надо. Просто некому. Мы ведь не знаем о них. Если не видеть убитых по твоему приказу, если не слышать стоны матерей по детям, умершим в страшных муках от наркотиков… (Поворачивается к Премьеру.) Если не смотреть в глаза их дочерям, изнасилованным подонками, которые насмотрелись вашего телевидения, если не слышать рыдания по замученным вашими околоточными в их собственных застенках… Ну, просто не реагировать публично… А если вообще заткнуть уши, то и о бездомных не услышишь. А вы: девальвация целей, деньги и успех! Так что хуже? (Премьер отворачивается и отходит.)

Барроу. А если плавать все время на яхте? На самой большой в мире?

Маргарет. А если плавать все время на яхте, то и обо всех злодеяниях мира не узнаешь. И в своей вине, во всем происходящем не убедишься. И будешь тогда, как этот (указывает на Наци), вот так же сидеть, а сидеть будешь неизбежно, и бормотать: "А я ничего не знал, ну хоть как-то это оправдывает меня?" Жалкое зрелище.

Премьер. Да, пожалуй, вы правы.

Квитаний (обращается к Премьеру). А ведь мы с вами чем-то схожи. Вы так же, как и я, раздаете все своим и перестали подчиняться Сенату, то бишь как у вас он называется? Только помните, ваши… то есть мои… легионеры сами забили меня камнями.

Барроу. Я ему это уже говорил!

Артур. Как сказал Ришелье, предательство — всегда вопрос времени.

Премьер. Я знаю, но я-то раздаю все моему народу.

Барроу. Многие верят.

Квитаний (ухмыльнувшись). Многие верят. (Несколько секунд молчит.) Впрочем, даже если так, подобными темпами надолго не хватит.

Премьер. Какими темпами?

Квитаний. Я имею в виду письмо Капицы Сталину. Помните атомный проект? Оно сыграло решающую роль. Правда, мало кто об этом знает. В письме он убеждал выпустить из лагерей ведущих ученых. Я помню дословно! (Встает, вытягивает вперед руку и тычет пальцем в какую-то точку.) "Для того, чтобы выиграть скачки, нужны рысаки. А хорошие рысаки норовисты. Но без хороших рысаков скачки не выиграть". Рысаков тогда, помнится, допустили до принятия решений — и выиграли. Не побоялся.

Премьер. Вы что же, полагаете, что сейчас рысаки не допущены?

Квитаний. Всего два. Да и то потому, что не опасны. Скомпрометированы, так сказать, перед обществом. Ох, уж этот страх перед личностью! Ох уж этот страх. (Прикрыв рот ладонью, громко шепчет Премьеру.) Чего греха таить: сам побаивался. (Уже громко.) Остальные стоят в конюшнях запертыми и бьют копытами. А в ноздрях — огонь! В любой конюшне мира есть такие. (Неожиданно отвлекается и мечтательно смотрит вверх.) Вот, помню, у меня был конь… пардон. Так вот, только некоторые имеют мужество выпустить их. Они и входят в историю. А в вашей команде серые лошадки, а значит, и дела в яблоках. Ведь задача не выиграть, не прорыв, а стабильность, то бишь смерть! Нет, не лошадки, а уже табуны, с критической массой. Одному не остановить. Только со страной, а ведь обрыв все ближе и ближе. (Снова мечтательно.) А какие открывались перспективы! Долина Нила, уходящая вдаль! Тьфу! Да что со мной! Нанотехнологии! Все народы с одного старта. Как будто не было никаких "Дженерал моторс". Все с нуля. Раз в двести лет бывает. (Замолкает, задумывается. И уже твердо, с отмашкой рукой.) Но скачек не выиграть!

Премьер. Вот те раз! Приехали. Делаешь, делаешь. Стараешься, стараешься. А тут мало того, что грозят предательством своих, так еще и пессимизм нагоняют. Нормально. (Закладывает руки за спину и начинает ходить взад-вперед.) И потом, что такое критическая масса? Я никого не боюсь!

Квитаний. Это когда они уже сильнее тебя. А я тоже никого не боялся, было такое заблуждение. (Уже спокойнее.) Да не волнуйтесь вы так. Сами же говорите, иногда шаг вперед — результат пинка в зад. Подумаешь, скачки. Вы-то в респекте. Обстоятельства всегда найдут того, кого надо. Будет другой, поймет и выиграет. Вы же, надеюсь, радеете не за себя, не за место в истории, а за державу?

Премьер. Ну уж нет! Я еще не на свалке и способен стегать кнутом. Так что еще посмотрим! Хотя две попытки уже было. Когда я понял про рысаков, то приказал полку Кремлевской охраны маршировать под песню Цоя "Мы хотим перемен". На другой же день ко мне пришли восемнадцать генералов — и штатские, и военные, короче все, кроме двух. И знаете, они меня убедили подождать.