Blayne Cooper - Первая леди

Говард посмотрел на нее так, будто она была сумасшедшей. Лаура почувствовала, как у нее сердце упало.

– Но Джудд…

– Был хорошим парнем, который должен был остаться моим другом, а не становиться мужем.

Говард скрестил руки на груди.

– Вы были счастливы.

Лаура покачала головой.

– Я была счастлива с моей РАБОТОЙ и моей собакой, – твердо исправила она. Это неправильное представление зашло слишком далеко. – Я никогда не была счастлива в браке. – Она прикусила губу. – Папа, как я могу объяснить, что мы двигались в противоположных направлениях, и нас это не волновало? Мы хотели разных вещей друг от друга. Вещей, которые ни один из нас дать не мог. Это было ошибкой с самого начала.

– Он – хороший человек.

– Ты меня не слушаешь! Разве ты никогда не задавался вопросом, прочему я проводила большую часть семейной жизни за границей?

– Это было не мое дело, – грубо ответил он, доставая из кармана рубашки сигареты.

Лаура слегка кивнула.

– Детали моей жизни не твое дело. Но мое счастье.

– И, – он взмахнул руками в воздухе, – чем бы вы там не занимались, она делает тебя счастливой?

Ни малейшего колебания.

– Больше, чем ты можешь себе представить.

Говард зажег сигареты и выдохнул дым в сторону.

– Это неправильно, – сказал он спокойно.

– Что в этом неправильного. Мы никому не причиняем боль.

– Христос, как же я устал отвечать на глупые вопросы, Лаура. – Он встал. – Ничего не изменилось. Каждый вечер в проклятых вечерних новостях я вижу вас двоих вместе, и КАЖДЫЙ ВЕЧЕР мне напоминают, что ты выбрала ее, и жизнь без каких-либо чувств к твоей собственной матери.

– Мы женимся, – внезапно сказала Лаура.

– Я слышал, – сухо ответил Говард. – Миллион раз.

Лаура облизнула губы.

– Я знаю, ты это не одобряешь. Но, возможно, со временем, ты изменишь свое мнение. И мы…

– То, что ты делаешь – НЕ женитьба, – резко взорвался он. – То, что было у нас с твоей матерью, называется брак. А не какая-то шутка, подготовленная либералами из Сан-Франциско или другого повернутого места, полного извращенцев и наркоманов.

Лаура ощетинилась.

– То, что было у вас с мамой? К ЭТОМУ я, как предполагается, должна стремиться? Жизнь, полная отрицанием и виной? Нет, спасибо!

Голос Говарда стал низким.

– Ты НИЧЕГО не знаешь о том, что у нас было, маленькая девчонка. – Он начал дрожать. – Было нечто большее в твоей маме, чем просто болезнь.

– И есть нечто большее в моих отношениях с Дэвлин, чем то, что мы обе женщины. Пожалуйста, папа. Пожалуйста, – отрывисто прошептала она, когда гнев сменился болью. – Мы можем, по крайней мере, попробовать.

– Попробовать что? – Безучастно спросил он.

Лаура несколько раз моргнула, не будучи уверенной, был ли это сарказм или он серьезно. "Давай, папа. Пожалуйста".

– Все не должно быть таким трудным. Не должно. Мы могли бы попытаться стать настоящей семьей, – сказала она с намеком на уступку в голосе. Она видела, что это не сработало. Стена стояла между ними, и каждый раз, как Лаура поднималась на вершину, он скидывал ее вниз.

Похоже, настоящие отношения даже с одним из родителей для нее недосягаемы.

– Мы могли бы, по крайней мере, узнать, если не понять друг друга, так ведь? – Если честно, она сама уже не была уверена в этом.

– Но, разве ты не видишь, дорогая? Это трудно. Сейчас, когда мамы с нами нет, не осталось ничего, что скрепило бы нас. Ты никогда особенно не волновалась обо мне, и я, если быть честным, никогда не имел ни малейшего понятия о том, что происходит в твоей симпатичной головке. – Он дернул плечом и сглотнул перед тем, как признать. – Мы – незнакомцы, которые когда-то жили в одном доме, и у которых, так уж получилось, одинаковый цвет глаз.

Лаура дернулась при тихом звуке этих лов, будто ее ударили в грудь.

– Я знаю тебя не больше, чем ты знаешь меня, и понять тебя – это выше того, с чем мужчина может справиться, – оцепенело пробормотал он, пытаясь не думать о том, что чувствовала его дочь от этих слов. Он знал, что это было обидно, но действительно считал, что так будет лучше для них обоих.

– О, Боже, папа…

– Нет, – твердо сказал он. – Я дал тебе договорить. Теперь позволь сказать мне.

Лаура закрыла рот.

– Я не буду притворяться, что одобряю то безумие, которое ты называешь жизнью. Я пытался, клянусь, но это неправильно, и я не могу убедить себя в обратном. – Его взгляд стал тверже. – Мне больно знать, сколь плачевна оказалась моя попытка научиться тебя отличать неправильное, что ты даже не понимаешь, почему я расстроен сейчас. – Слезы, мерцающие в его глазах некоторое время, были пролиты. – Хватит стегать мертвую лошадь, Лаури. – Он громко вздохнул, чувствуя себя ужасно уставшим. Говард бросил сигарету на землю и затоптал ее.