Эдуард Тополь - Ты самая любимая (сборник)

«Я был счастлив, счастлив совершенно, а много ли таковых минут в бедной жизни человеческой?»

А.С. Пушкин. «Капитанская дочка»

Белоснежная 20-метровая парусная яхта Лэндстрома стремительно скользила по воде. Включив музыку из фильма «Мужчина и женщина», Лэндстром со сноровкой опытного яхтсмена лихо управлялся с парусами, двумя штурвалами и приборами. Высокий и загорелый, он на полном ходу пробегал босыми ногами по яхте с кормы на нос и обратно, сильными руками крутил рукоять лебедки, то стремительно подтягивая канаты парусов на кнехт, то отпуская их. А при резких кренах яхты тут же переходил от одного штурвала к другому.

И двадцатиметровая яхта с высоченными парусами, послушная его воле, то на полном ходу ложилась на борт так, что казалось — сейчас зачерпнет парусами воду, то выпрямлялась и летела по волне — аж дух захватывало!

Сидя на «банке», Ольга двумя руками держалась за леерное ограждение, встречный ветер играл ее волосами и скульптурно обжимал на ней легкую блузку, и Ольга знала, чувствовала, что она тоже красива, молода, соблазнительна.

Лэндстром жестом позвал ее к штурвалу.

— Come over! Держи штурвал, не бойся…

Ольга знала, что за этим последует. Сейчас, когда она станет к штурвалу, он приобнимет ее, прижмет к себе. И, черт возьми, почему бы ей не закрутить этого шведа? Уж тогда-то он точно спасет отца…

Ольга двумя руками взялась за штурвал и широко, по-морскому, как учил отец, расставила ноги.

— Oh, good! — сказал Лэндстром. — Теперь я вижу, что ты дочь капитана! Управляй лодкой, не бойся. Я сейчас вернусь.

И вместо того чтобы под предлогом совместного управления яхтой обнять Ольгу, Лэндстром вдруг нырнул вниз, в каюту, а Ольга осталась один на один с яхтой, ее парусами и свежим морским ветром.

Как передать тот кайф, который испытывают яхтсмены, когда остаются наедине с морем, высоким небом и всей вселенной? Когда прекрасная яхта бесшумно скользит по воде, послушная вашим рукам и настроению. Нет, невозможно перебрать эпитетов и красок для описания романтического подъема, замешенного на морском йодистом ветре, музыке Леграна, тугом натяжении высоких парусов и теплом весеннем солнце…

Лэндстром выбрался на палубу с двумя бокалами и бутылкой французского шампанского.

— Держи…

Отдав Ольге бокалы, он открыл бутылку, пробка залпом улетела за борт, а он разлил шампанское по бокалам.

— У меня есть тост, — произнес он торжественно. — Знаешь, я люблю жизнь! Я люблю жизнь, океан, ветер! Я же настоящий швед! Мои предки — я знаю их всех до восьмого века! — все были моряками, викингами. Мы ходили в Индию и Америку еще за пять веков до Колумба и Веспуччи. И я предлагаю выпить за жизнь. Просто за жизнь — вот такую, как она есть. Давай?

Ольга улыбнулась и чокнулась с его бокалом:

— Давай.

Они выпили, посмотрели друг другу в глаза и…

Это был ужасно вкусный, истомительно вкусный поцелуй…

И это был истомительно божественный и сумасшедший секс. Секс, когда соитие мужского и женского тел стало сакральным соитием всей вселенной с ее бездонным небом, необъятным океаном и освежающим ветром. Прямо на палубе, под парусами, с первозданной наивностью и первозданным бесстыдством Адама и Евы…

Тихо звякнул BlackBerry — смартфон Лэндстрома.

Лэндстром посмотрел на его экранчик, встал и принялся лебедкой сворачивать паруса. Затем включил двигатель, обеими руками взял штурвал и по дуге положил яхту на обратный курс.

— Извини, мы возвращаемся, — сказал он Ольге. — Но ты не огорчайся, я приглашаю тебя на ужин.

Два черных «хаммера» с включенными двигателями мощными фарами светили в ночной берег Джуббы. Чернокожий Махмуд, бородатые чернокожие старейшины племени и двое белых безбородых мужчин в хаки сидели у костра. Старейшины ели жареную козлятину, громко спорили по-сомалийски, тыча друг другу грузовые документы «Антея», вскакивали, угрожая друг другу, и, тут же остывая, садились и продолжали есть и спорить.

Двое белых мужчин только слушали и пили виски из своих металлических фляг.

А Махмуд ничего не ел, но жевал свой кат.

Затем один из белых мужчин что-то коротко сказал самому старому из старейшин. Тот поднял руку, и все замолчали. Главный старейшина повернулся к Махмуду. Махмуд встал. Второй белый мужчина негромко сказал что-то главному старейшине, тот вернул Махмуду грузовые документы и дал короткое указание. Махмуд кивнул и ушел от костра в сторону реки, где был пришвартован целый флот рыбачьих и пиратских катеров и лодок. Здесь возле махмудовской фибергласовой моторки его ждали два пирата, приплывшие с ним с «Антея», три козы и две юные проститутки, черные, как эбонитовые статуэтки.