Лариса Васильева - Темные воды

— И не спорь, теперь будешь жить у меня…

Сашка не спорила, только счастливо улыбалась и все прижималась к нему, гладила плечи и спину, словно ей не верилось, что он здесь, и что он с ней.

Вскоре она перебралась к нему и уже согласилась выйти за него замуж, но с походом в загс почему-то все тянула. Хотя семейная жизнь ей нравилась, но она все чаще вспоминала о Лидии, чувствовала — та скоро появится. Помнила, как бабка выкрала авторучку у Рено и боялась за него. Лидия не пощадит никого. Надо было что-то предпринять, но что? Только одно приходило в голову: уйти от Рено, чтобы Лидия его не тронула. Она не могла на это решиться, но подсознательно уже прощалась со своим счастьем, наслаждаясь последними денечками.

В субботу она училась допоздна, Рено ждал в машине у анатомички, и она не шла — летела к нему. Села в машину, а он, не давая ей обнять себя, отстранился: «Подожди, я совсем забыл, какая ты у меня красивая, подожди, я еще не насмотрелся…», — убрал волосы с ее лба и жадно разглядывал: «Какие чудные у тебя глаза, сначала всегда светлые, а чем дольше я смотрю, тем больше они темнеют… Таких ни у кого не бывает!». А Сашка смеялась: «Потому что никто так безумно не любит, как я!». Ей хотелось скорее поцеловать его… «Ну, Рено, ну хватит, зачем на меня сейчас смотреть, я же замучена насмерть латынью…» Он обнял ее и целовал, ощущая слабый запах формалина. А у Сашки слезы навернулись на глаза: как она будет жить без его ласки?!

— Как я тебя хочу, — шепнула она ему в ухо, — это, наверно, токсикоз…

— Да, точно, такое бывает только у беременных, ненасытная ты моя, — смеялся он.

Вскоре у нее, и в самом деле, начался токсикоз. До этого она не замечала своей беременности, а теперь ее тошнило по утрам, все время хотелось есть и спать, одолевала слабость. Рено терпеливо выполнял все ее прихоти, выискивал какие-нибудь деликатесы, чтобы только порадовать ее, как избалованного ребенка.

Погода в эти дни стояла на удивление жаркая. Сашка изнемогала, открывала все окна, а Рено следом прикрывал:

— Не делай сквозняки, тебя продует.

Сашка шла в душ, а он заглядывал, проверяя, не обливается ли она холодной водой.

— Закаляться будешь после родов…

Сашка капризничала, придумывала, чего бы ей еще хотелось.

— Ах ты, вредная старуха, — ворчал он, но выполнял пожелания, тащился в полночь в круглосуточный магазин то за оливками, то за корнишонами.

— Я же говорила, у меня плохой характер, ты уже, наверно, жалеешь, что я переехала к тебе.

— Саша, я хочу, чтобы ребенок носил мою фамилию, пойдем в загс!

— Не могу, меня сегодня мутит…

Сашка брела по улице, погода была чудесная, а ребенку нужны солнечные ванны. И вот в этот момент, посреди многолюдной улицы, на солнышке, ее вдруг окатила темная холодная волна ненависти, она почувствовала на себе жесткий злобный взгляд. Лидия. Только она так смотрит на нее. Сашка никак не могла собраться с силами и заслониться, накрыться своим «стаканчиком», беременность, что ли, так на нее действует? «Стаканчик» получался каким-то тонким, хлипким и все прорывался… Ее охватило чувство безнадежности, она устала бороться и отбросила совсем свою защиту. Сейчас темные воды сомкнутся над ее головой… Сашка остановилась и стояла на месте, совершенно беззащитная, покорно ждала появления своей мстительной бабки, только непроизвольно руками прикрыла живот. Лидия, как всегда в черном, медленно приближалась к ней, ее обгоняли, обходили, а она шла, не сворачивая, не сводя взгляда с Сашки, подошла ближе и застыла напротив нее.

— Не ждала, забыла обо мне? А я о тебе не забываю… Я тебе своих сыновей никогда не прощу, и ты жить не будешь… — ее лицо исказило страдание.

Как она любила своих сынов! Сашка впервые видела, чтобы Лидия вот так изменилась в лице, всю жизнь она словно в маске ходила, и вот вдруг приоткрылась. Но почему же она так ненавидит ее, свою внучку? За что? В чем она виновата? Сашку почему-то долго мучили воспоминания о сне, где она в образе кухарки Любы закрывает печную заслонку, словно она в самом деле это сделала, но этого не могло быть, это был только сон. Что, за сон можно убить человека? Хотя, бабка почти так же относилась к ней и тогда, когда братья были живы. Почему она не запретила продавать ее? Почему хотя бы раз не вступилась за нее?

— Как я жалею, что не убила Ольгу сразу, пока ты не родилась… Живучая — так упасть в поезде и не сломать себе шею! А нос кривой стал, — заметила Лидия насмешливо.

— За что вы ненавидите меня?