Дмитрий Березин - Пару штрихов тому назад

Смешок прокатился по замку, многократным эхом отразился от сводов и вернулся назад. Такова есть человеческая природа: смеешься сам, слышишь вокруг смех других людей – и хочется смеяться еще и еще, пока из глаз не брызнут слезы и не начнет тянуть живот от проглоченного со смешками воздуха. Неожиданно старик отпустил Художника.

– Ты понял? Тише! И не смей произносить своего имени вслух, пока все не закончится. Ты думаешь, они не знают, что ты здесь? Знают. И придут за тобой, будут вынюхивать, решился ли ты остаться, бросил ли попытки вернуться назад. А если в тебе живет надежда на то, что ты сможешь стать свободным, то зачем ее убивать своей неосмотрительностью?

– Почему же они до сих пор не пришли сюда? Я уже давно здесь, – сказал Художник.

– Не время, – бросил старик, – Ты закончил трапезу?

– Угу.

– Тогда идем наверх.

– В библиотеку? – удивился Художник и, обернувшись, взглянул на Лукаса.

– Вы же не разрешаете мне читать книги, которые там. И не то, чтобы читать, а даже раскрыть, посмотреть, полистать.

– Почему же? Все это теперь и твое. Просто для их чтения нужен настрой. И спокойствие нужно, вдумчивость, – Франсис стоял, нервно двигая руками и изредка потирая ими подбородок. – Раз тебе так хочется, то сегодня сможешь почитать, только сначала мы справимся с твоим любопытством.

Художник несколько опешил. Неужели он действительно столь любопытен и нетерпелив, что это начинает не только доставлять неудобства, но и подвергать всех реальной угрозе? В жизни, конечно, жена его частенько, шутя, отчитывала за подобное. Но чтобы это переходило какие-то границы – такое представить было сложно.

Они прошли наверх по лестнице, оказались в библиотеке, прошли мимо массивных стеллажей в самый дальний угол.

– Карабкайся наверх, – скомандовал Франсис.

Художник хотел было спросить, куда именно, но тут разглядел торчащие из каменных блоков стены небольшие деревянные дощечки-ступени, а наверху – тонкую перекладину, за которую можно было ухватиться. В потолке было отверстие, ведущее наверх. Совсем небольшое, но достаточное для того, чтобы в него протиснуться. Художник с трудом карабкался, одно неверное движение – и он свалился бы вниз, прямо на голову старика, который и сам пытался приноровиться, чтобы последовать за Художником. Подтянувшись на руках, Художник оказался в маленьком тесном помещении. Было темно. Он встал в полный рост, но тотчас же согнулся, больно ударившись головой об потолок.

– И зачем мы сюда пришли? – в ярости бросил он.

– Сейчас узнаешь, – прокряхтел, подтягиваясь на руках, Франсис. – Помоги мне, силы уже не те, руки не держат совсем.

Выглядел он и вправду беспомощно, и если бы не Художник, упал бы вниз. Ухватившись за руку Художника, Франсис, тяжело дыша, буквально вполз в комнатку, и какое-то время просто лежал на полу, собираясь с силами.

– Хочется верить, что здесь что-то действительно важное есть, – саркастически заметил Художник, – а то обидно, если все это было просто так, лишь бы чем-нибудь меня занять и отвлечь от мыслей… ты сам знаешь, от каких.

Франсис отдышался. Если бы в комнатку проникало хоть немного света, то Художник разглядел бы на его лице улыбку. Добрую, если не сказать больше. В каждой фразе Художника, в каждом его действии и даже в движении он непременно узнавал себя. То же спокойствие, скрывающее внутренние переживания, та же надменность – и в первую очередь по отношению к самому себе. Недоверие, опаска, желание самому во всем разобраться, не удосуживаясь прислушаться к чьему-либо мнению. Старику в этом отношении было сложнее, когда он попал в замок, то целое столетие провел в заточении один. Спросить что-либо было не у кого, прислушиваться удавалось лишь к самому себе, да и то не всегда.

– Куда дальше? – в нетерпении спросил Художник.

– Подожди, сейчас, – Франсис, наконец, смог подняться на ноги. – Здесь есть проход, надо поискать хорошенько.

Он принялся ощупывать стены. В темноте это был единственный способ найти то, что он и пытался отыскать – проход куда-то дальше, туда, куда явно ходили нечасто. Заскрежетали камни, в комнатке стало светло от лунного света. Старик разобрал часть стены, складывая каменные плиты на пол, чтобы впоследствии их столь же аккуратно поставить обратно.