Дмитрий Березин - Пару штрихов тому назад

Единственное, что огорчало Марию, так это упорство мужа в работе, постоянно уставший вид, мешки под глазами. Нельзя сказать, что работал он много. Скорее, преподавание в училище и работа над картинами отнимали у него больше сил, чем отнимали бы у кого-то другого, вот и все. Непонятно, что было причиной этому. Пожалуй, Евгений относился ко всему слишком ответственно, это было свойственно ему от природы, а характер не переделаешь.

– Побереги себя, живешь только один раз, – стращала его Мария после того, как его здоровье дало сбой в первый раз, и он слег на неделю после сердечного приступа. – Скажи себе строго, внуши сам себе, что должен быть осторожней ради меня и Аленки. У тебя давление выделывает пируэты, скачет, как сумасшедшее. Думаешь, это хорошо? Нисколечко! Так что заруби себе на носу, что это был первый звоночек, и ты еще легко отделался.

Ничего себе, Мария злится и даже легонько ударила пару раз кулаком по столу, чтобы показать свою решимость. Евгений чуть не расхохотался тогда. Жена смеялась вместе с ним. Быть строгой ей было к лицу, она становилась на вид холоднее, увереннее в себе. Но это там, в клинике, по отношению к буйным или непослушным пациентам и их родственникам, по доброте душевной пытавшихся протащить в стационар что-нибудь запрещенное, чаще всего копченую колбасу. Тогда Мария рвала и метала, кричала так, что незадачливые контрабандисты затихали и только дико извинялись, стараясь как можно быстрее унести ноги и колбасу подальше из клиники. Но дома, в семье, в такие минуты Мария была похожа на пародию на саму себя: она морщила лоб, напрягала скулы, но заставить себя бояться у нее не получалось.

Евгений, конечно, прислушался к доводам, стал больше времени проводить на улице, отказался от части занятий в училище, стал брать меньше заказов на картины. Но от этого практически ничего не изменилось. Должно быть, он просто был не готов что-то менять. То, как жил Евгений, складывалось в нем годами, десятилетиями, воспитывалось с детства. Он всегда стремился к большему, но это стремление граничило в нем с каким-то фанатизмом, с желанием отдать всего себя, все свои силы и знания той или иной затее. Так и происходило. Закончив очередную картину, Евгений выглядел измученным, но довольным собой. Жена делала ему уколы глюкозы. Легче от них почему-то не становилось, но зато ей становилось спокойнее от того, что она помогла любимому всем, чем только могла. Погулять с Аленкой, особенно в выходные – это был отличный предлог отвлечь Евгения от работы, и Мария с успехом им пользовалась. Наверное, только против этого Евгений даже не пытался возражать. Но все упущенное он с лихвой компенсировал в будни, давая еще более внушительную нагрузку на организм.

Мария была уже почти на работе, оставалось завернуть за угол и пройти через детскую площадку, затем перейти дорогу и оказаться в клинике. Но ее спокойствие ни с того, ни с сего обернулось легким волнением. Она сначала было подумала, что ее часы врут, и переспросила у прохожего время. Нет, все верно. Волевым усилием Мария подавила в себе это нахлынувшее волнение, заставила себя отвлечься, дистанцироваться от него.

На пороге клиники она появилась с улыбкой, шагая той же уверенной походкой, что и по проспекту, мимо дорогих магазинов. В эти магазины Мария никогда даже не заходила. Но сама ее уверенность, слегка пренебрежительный взгляд для посторонних не оставлял сомнений в том, что перед ними женщина, которой настолько надоели все эти до безумия дорогие тряпочки, что она сделала выбор в пользу разнообразия и предпочла на этой неделе для себя что-то более простое и незамысловатое.

В холле с Марией поздоровались пациенты – за четыре выходных дня она по ним даже немного соскучилась.

– Ага, Маша, вот и ты! – главврач остановил ее в коридоре, потирал руки и грозил пальцем. – Давай, переодевайся и вперед. Пока тебя не было, здесь все совсем от рук отбились, и с графиком приема не пойми что творится, чтоб его. Говорил, просил, умолял не записывать много народу на вечер. Нет же, Маруся как назло взяла и записала так, что в первой половине дня почти никого, а к вечеру начинается полный коллапс! Вы же меня с ума сведете, родненькие! Так же нельзя!

– Александр Александрович, не кипятитесь, раз Маруся так записала, значит, других вариантов не было, – Мария тоже погрозила ему пальцем и улыбнулась.

Второго администратора тоже звали Марией. Чтобы не запутаться, в клинике одну звали Машей, другую Марусей. В отличие от Маши, у Маруси не было медицинского образования и это многое осложняло. Она была прекрасным работником, менеджером, диспетчером, но с трудом понимала суть жалоб пациентов, озвучиваемых ими по телефону. Мария же, как медсестра, сразу распределяла пациентов по врачам, оставляя Александру Александровичу лишь самые сложные случаи, действительно требующие его вмешательства. Часто она ассистировала ему и на приеме, на процедурах – словом, являлась незаменимым сотрудником, с мнением которого считался даже главврач и, несмотря на всю свою строгость, вполне соответствующую должности, перечить не рисковал.