Лариса Райт - Когда осыпается яблонев цвет

– А по-моему, от моего предложения все только выигрывают. Моя жизнь становится просто малиной по сравнению с прежней. Знаешь, я подумала и решила, что дачу пора продать. Лучше я сыновьям нормальное образование дам, чтобы они для своих детей новые дачи построили. Классная идея?

– Угу, – наконец выдавила Марта.

– Ты злишься, да? А мне кажется, зря. Ну чем тебе так уж не нравится мое предложение?!

Марта смотрела на подругу с недоверием: «Действительно не понимает или прикидывается?» Так или иначе, а надо ответить:

– Ты могла бы хоть посоветоваться, прежде чем ставить меня в такое положение.

– А в какое такое особое положение я тебя поставила?

«Ну точно, прикидывается. Просто театр одного актера».

– В такое, что я не могу отказаться.

Губы Натки растягиваются в широкой улыбке, в глазах появляются задор и лукавство, она подмигивает Марте и победоносно произносит:

– Не можешь – вот и прекрасно. Марточка, жизнь одна. Надо использовать все шансы.

– Да с чего ты взяла, что я хочу воспользоваться этим шансом?!

Лукавство в глазах подруги сменяется неодобрением:

– А у тебя есть другие? Может, ты давно уже разработала свой гениальный план? Или тебе позвонили известные продюсеры и объявили, что у тебя через неделю концерт в Опере «Бастилия»? Я не пойму, ты в Париж хочешь или нет, о сцене мечтаешь или это так – пустые разговоры были?

– Боже мой, Ната! Ты вспомни, когда я говорила об этих мечтах в последний раз!

Натка молчит, потом произносит упрямо:

– Замолчать – вовсе не означает перестать мечтать.

Марта неохотно соглашается:

– Возможно. Только мечтать можно по-разному, понимаешь?

– Нет.

– Ну как бы тебе объяснить? Можно, например, витать в облаках, думая о том, что все еще будет и времени достаточно, а можно просто представлять, как бы это могло быть, и испытывать от этого удовольствие. Но понимать, что в реальности это уже невозможно.

– Да почему?

– Да потому что мне сорок лет!

– Звучит как «сто».

– Для начала музыкальной карьеры это приблизительно одно и то же. Что-то я не заметила, чтобы ты собралась бросить маникюр и писать полотна.

– У меня двое детей, – возмущается Натка и тут же хватает Марту за руку: – Ой, прости! Прости, пожалуйста!

Марта отмахнулась: детьми ее уже не прошибешь. Это та рана, что давно покрылась коростой. И ни к чему Натке об этом переживать.

– Проехали, – говорит она и добавляет: – Все-таки ты должна была мне сказать.

– Ты бы отказалась участвовать, – насупившись, ответила Натка. «Вот и все. Игра окончена. Конечно же, она не сказала специально. Интриганка!»

– Конечно, отказалась бы! Дался мне этот конкурс? Сижу себе в квартире, никого не трогаю, пишу музыку и пою в свое удовольствие. И к чему выставлять все это на всеобщее обозрение?

– А Париж? – обиженно тянет Натка, продолжая намекать на то, что хотела как лучше. – Главный приз – исполнение желания победителя.

– Для этого еще победить надо.

– Так ты и победишь!

Уверенности Натки, как всегда, не занимать. Марта улыбается против воли, потом говорит почти весело:

– Знаешь что? Если я не выиграю, придется тебе оплатить мне Париж с продажи дачи.

– Заметано, – ни секунды не медля, отвечает Натка, и подруги хохочут. Мир восстановлен, хотя на душе у Марты по-прежнему мрачно. Она давно уже научилась разделять мечты и реальную жизнь. Это в воображении она посвятила себя музыке, а на деле у нее и желания нет смешивать сказку с пустыми надеждами. Один раз она уже попыталась. А чем закончилось? Нет, спасибо, повторения пройденного ей не надо.

– Ты станешь великой певицей, а я твоим продюсером. – Егор, как обычно, смотрел на Марту с восхищением и делал громкие заявления. Восхищение присутствовало в его взгляде, обращенном на девушку, постоянно: были ли они дома или в школе, одни или в компании, жарко ли, почти до драки, спорили о третьем законе Ньютона или самозабвенно целовались, тесно прижавшись друг к другу. В зависимости от того, что именно Марта репетировала, Егор называл ее то Рихтером (если она просто играла, чуть прикрыв глаза), то Марией Каллас (если пела арии), то Шостаковичем или Шнитке (если она пыталась импровизировать). Ну а если Марта вдруг исполняла французский шансон, то Егор непременно принимался рассуждать о совместном будущем. Сначала просто шутил, что с таким исполнением в Париже они точно не пропадут. Правда, для этого ему придется научиться крутить шарманку, но «он освоит, и тогда они смогут успешно побираться на Елисейских Полях». Потом начал говорить, что Марта вполне может конкурировать с кем угодно: «и с Мирей Матье, и с Далидой, и с этой, как ее, новенькой, Каас. С такими данными надо срывать аншлаги в местечке покруче парижского проспекта». А теперь Егор, похоже, и вовсе вознамерился помочь девушке в такое местечко попасть. Похвально, конечно, но, с точки зрения Марты, довольно самонадеянно: