Лариса Райт: Когда осыпается яблонев цвет

Марта острой нехватки в сопливых носах и вонючих подгузниках, несмотря на возраст, не ощущала. Иногда, конечно, раздумывала о необходимости родить ребенка, но пока останавливалась в своих размышлениях на том, что ей и так хорошо. Видимо, необходимость в ее конкретном случае не была особенно острой. Хотя женщина и не собиралась вступать в ряды модного теперь движения child free [1], некоторые из аргументов поклонников этого «братства» казались ей довольно разумными. Ей нравилось чувствовать себя свободной и независимой и распоряжаться временем на свое усмотрение, нравилось ходить в кино или театр не тогда, когда удастся оторваться от семьи, а когда возникнет желание, естественно, совпадающее с возможностью (работу пока еще никто не отменял, а о движении job free Марте ничего слышать не доводилось). Ее не посещали мечты о маленьком теплом комочке, тихонько сопящем у груди, или сладко агукающем, или плачущем по ночам (нехватка сна – главный враг женской красоты, уж кому-кому, а косметологу это известно лучше, чем кому-либо другому). Но вместе с тем Марта отчего-то была уверена в том, что, случись в ее жизни подобная перемена (счастливая или наоборот – она пока не могла решить), она бы не стала нанимать вереницу бонн и гувернанток, а постаралась бы обойтись своими силами. Возможно, пришлось бы пригласить няню, но в качестве помощницы, а не в качестве альтернативной замены матери-кукушки. Марта во всем старалась соответствовать поговорке: «Взялся за гуж…» Так что если уж рожать ребенка, то и воспитывать.

Марта снова прикрыла глаза и опять представила женщину из сна. Наверняка та была хорошей матерью, а девочку, само собой, в комнату привела бабушка. Уж бабушке-то можно доверить ребенка. Правда, у Марты такой возможности нет. Хотя у нее нет не только возможности рассчитывать на помощь бабушки. В данном случае отсутствие таковой не имеет никакого значения. Кого Марта обманывает своими рассуждениями об отсутствии желания иметь ребенка? Просто бережет себя. Не можешь получить – не мечтай. А Марта родить не может. Только ключик от страданий по этому поводу она спрятала в настолько далекий ящик собственной памяти, что открывать его не позволяла не только друзьям и знакомым, но даже самой себе.

– Кофе отвратительный! – прервала Ниночка ее размышления.

– Угу.

«Зачем же ты его пьешь каждый день? Хочешь пофлиртовать, закажи сок. Менее крутой не станешь».

– Вот зимой я была на Маврикии, там в баре делали потрясающий фраппе. Я пыталась выведать секрет, но бармен остался глух к моим просьбам.

«Наверное, и слеп он тоже остался», – Марта с тоскливой завистью покосилась на Ниночкины женственные формы, подчеркнутые тугими чашками яркого купальника.

– А вообще на Маврикии, конечно, красота. Пляжи – просто сказка, песок, представляешь…

Марта уже представляла. Она даже не просто представляла, а чувствовала, что была на Маврикии, и неоднократно. Просто эту историю, каждый раз обрастающую новыми, скорее всего, выдуманными подробностями, она слышала в Ниночкином исполнении уже десятки раз. Сначала Ниночка выражала восторги, лежа на кушетке в салоне, пока Марта колдовала над ее лицом и телом. Тогда это было вполне оправданно: Ниночка только что вернулась из путешествия и спешила поделиться впечатлениями. Да и Марте было интересно хотя бы послушать о недосягаемом. Но прошло полгода, а восторги не утихали и от этого делались просто невыносимыми. Особенно бесила Марту концовка: Ниночка томно закатывала глаза, сжимала у груди ладошки и театрально произносила:

– Ах, если бы ты только могла поехать со мной!

Марта злилась. Хотя понимала, что с Ниночкой она не поедет больше никуда и никогда (даже на пресловутый Маврикий). Да и на Кипр не стоило соглашаться, но уж слишком настойчиво приглашала Ниночка, и очень заманчивой казалась перспектива заплатить только за авиа-перелет. Вот пожалуйста: очередное подтверждение тому, что скупой платит дважды. Финансы Марта сэкономила, ничего не скажешь, но нервы все-таки дороже, терпеть глупую болтовню и такое же поведение хозяйки было просто невмоготу. А еще больше раздражало Марту то, что она не находила в себе сил послать «эту клушу» куда подальше и хлопнуть дверью. Приходилось вежливо поддакивать, и улыбаться, и делать вид, что слушаешь. И не потому, что Марта не могла себе позволить переехать в гостиницу (уж на подобную роскошь она, слава богу, зарабатывала), а из-за того, что болтливая Ниночка непременно раззвонила бы о ее «черной неблагодарности» и администраторам салона, и, что еще хуже, руководству. И поэтому Марта терпела изо всех сил, но у всякого терпения есть границы: Марта встала с шезлонга и, не дожидаясь закатанных глаз и сложенных ладошек, прервала воркование соседки.