Лариса Райт - Когда осыпается яблонев цвет

– Да куда идти-то?

– Ну, там в кафе, в кино. А хочешь, на выставку какую-нибудь сходим?

Взгляд жены был недоверчивым, слишком недоверчивым, и Егору стало неприятно, даже стыдно немного.

– Ты… ты серьезно? – Маша смотрела так, будто он сообщил ей о приглашении на Луну.

– Вполне.

– Конечно. Хорошо. Здорово. – Жена заволновалась, стала снова оглядываться по сторонам, будто боялась что-то забыть впопыхах, и Егор засмеялся, глядя на нее. От стыда не осталось и следа. Он снова чувствовал себя на коне: приятно доставлять людям удовольствие.

– Пошли уже, – и он начал прокладывать дорогу в толпе, крепко держа Машу за руку: – Извините. Разрешите. Прошу прощения.

– А куда, куда пойдем? – Маша теребила сзади рукав его пиджака.

– Да куда угодно, Мань. Хорошо, что ты наконец согласилась вырваться. Я слышал, в нашей галерее очень хорошая экспозиция. – Энтузиазм накрыл Егора с бешеной скоростью. В эйфории от внезапно свалившегося на него счастья он начал тараторить без умолку: – Ой, Машка, а в новой кондитерской такие пирожные вкусные. Я туда заезжал как-то.

«Черт! Сейчас спросит, почему домой не купил, и все пропало».

Но Маша спокойно шла сзади, не выпуская из рук пиджак мужа.

«Пронесло».

– Давай сходим, а? И Миньке купим. А еще в «Детский мир» можно, он давно новый поезд просит. Я соберу железную дорогу, хорошо? И поиграем вместе. Кстати, в кино ведь тоже куча премьер. Этот фантастический, помнишь? Ну, про космос что-то, я тебе говорил. Я бы хотел посмотреть. И комедия еще идет французская с Жаном Рено. Говорят, неплохая. А можно Мишку дождаться и втроем на мультик махнуть. Как тебе, а?

– Здорово. Но пошли уж лучше сейчас. Хорошо?

– Хорошо. – Егору с трудом удалось среагировать вовремя. Слишком много сторонних шумов, кроме собственного безостановочного стрекотания, дребезжало в его голове. В левом ухе звучала теперь песенка про улыбку, в правом – смешался весь остальной шум и гам школьного двора. И вдруг как гром среди ясного неб, долетел зычный голос директора:

– …цкая Маргарита Семеновна.

Егор резко остановился. Маша от неожиданности больно стукнулась носом о его спину и спросила с обидой:

– Ты чего?

– Ты слышала, слышала? – спрашивал он взволнованно, стараясь разглядеть, что происходит у порога школы.

– Да что именно?

– Учителя сейчас объявили.

Маша равнодушно пожала плечами:

– Десятый класс пошел со своим руководителем. Не знаю, какая-то Маргарита. А что?

– Нет-нет, ничего. Показалось, наверное.

– Что показалось-то?

– Ничего, Мань, ерунда. Не бери в голову. Пошли. – И опять: – Извините. Разрешите. Прошу прощения.

Это начальную школу Егор помнил смутно, а вот старшую хотел бы забыть и не мог. Нет, он не изводил себя мыслями о прошлом и не бередил душу воспоминаниями специально. Но разве можно уберечь себя от чьей-то мимолетной фразы, от какого-то незначительного слова или от неожиданной встречи, которая в одно мгновение перевернет всю жизнь с ног на голову, сожмет человека в тиски и снова пропустит через мясорубку памяти.

«Выставка, кафе, кино и еще «Детский мир», – Егор упрямо заставлял свои мысли двигаться в нужном направлении, но они сбивались с дороги и падали на одну и ту же обочину: «Маргарита Семеновна. Маргарита Семеновна… Мало ли на свете Маргарит? Да, вагон и маленькая тележка. И училок среди них наверняка пруд пруди. И Семеновны, конечно, не одна и не две, а может быть, и целая сотня. Ну что ты задергался опять? Что занервничал? Твоя Черновицкая уже давным-давно на пенсии, если вообще не на небе. Так что дурь все это. Нечего ей делать в этой школе!»

Егор посадил жену в машину, забрался сам, завел двигатель и резко, слишком резко, нажал на педаль газа.

28 февраля 1969 года

Жаль, что не получается писать так часто, как хотелось бы. Счастье так мимолетно. Оно кажется всеобъемлющим и вечным, а через какие-нибудь мгновения ты уже не в состоянии передать эмоции и чувства словами. А уж выразить свою мысль на бумаге – утопия. Все кажется мелким. Неточным, неподходящим, слишком обыденным. Что мне описывать? Первую встречу? Первое признание? Первый поцелуй? Боюсь написать вульгарно и пошло, родить дешевый, скользкий роман. А ведь это жизнь. Это по-настоящему, это серьезно.

Перечитала записи двухлетней давности. Все так по-детски. Ах, он симпатичный мальчик. Ах, он на меня посмотрел. Ой, пригласил в кафе-мороженое. Как в кафе начиналось, так и заканчивалось. Никто из обожателей не вырвал меня из французского плена. Так три года и провела в библиотеке. Нет, я не жалею. Теперь я знаю, зачем. Чтобы встретить его!