Ольга Маховская: Зависть как повод для нежности

И что бы вы думали? Красивую подачу отбила мама мустанга. Покрикивая и тыча пальцем в сторону электронного табло, она развернула его спиной к Гале.

– Еврейская мамочка должна служить на границе. Ни один шпион не просочится , – сказала она вечером Полине в телефонном разговоре.

Идея начать поиски жениха с Израиля принадлежала самой Гале. Как образованный, хотя и кое-как, инженер, она математически вычислила, что лучшие отцы живут в Израиле. То есть они там рождаются, воспитываются, растут и набираются сексуальной энергии, чтобы потом впрыскивать этот эликсир в чудо-женщин. А чудо-женщины, Галя была в этом абсолютно уверена, рождались, воспитывались, росли и набирались сексуальной энергии на Украине, больше было негде. Нигде женщины так не хотели быть счастливыми и рожать детей, как на Черноземье. Оно и понятно: на чистом воздухе, парном молоке, варениках с сочной вишней получались только девушки «кровь с молоком». Уже далее на восток кожа у девушек становилась не такой розово-прозрачной, а на запад – светлели глаза и рыжели брови – от близости моря, что ли?

Да всем известно еще со времен Гоголя, что лучшие девчата – на Полтавщине . С тех пор генофонд если и изменился, то Галю это не коснулось. Все ее родственники, и со стороны отца, и со стороны мамы, выросли и жили в селе Васильевка Полтавской области.

– Полинка, нам будет так хорошо, так хорошо, что аж слезы наворачиваются. А как мы будем смеяться! А как мы будем танцевать! А как мы будем кушать, жадно, до отвала, пока глаза на лоб не полезут…

– Галинка, ну ты расистка доморощенная. Кто же мужчин ищет по национальности? Это собак выбирают по породе, а муж – он один, единственный…

– Это все ваши русские сказки. Фантазеры! Почему это он один? Что я, убогая какая-то? Один уже был, да сплыл. И что мне теперь, до самой смерти никакой радости? Да за что? Почему это борщ каждый день новый, а муж все время один? Пойми меня правильно…

Полина и Галя общались почти непрерывно. Галя не могла насытиться свободой, а Полина соскучилась по радостным интонациям, сигналам другой, многообещающей жизни. Они пили чай на кухне – старой, с покосившимися дверьми и конфорками, заросшими жирной грязью, в гостиной – на старом продавленном диване, покрытом старыми покрывалами, истертыми телами людей, которые тоже чего-то хотели от этой жизни; наконец, в спальню тоже можно принести две старые чашки и горстку конфет, чтобы нежиться под одеялом и не прерывать свои исповеди дежурными домашними ритуалами вроде уборки или мытья посуды. Им было хорошо вместе, как двум маленьким девочкам, которых родители оставили дома одних, а сами ушли в гости. Делай что хочешь!

Галя была уже замужем за таким же инженером, как и она сама, но это было давно. В том же Харькове она долго выбирала между русским и еврейским мальчиками, но исход этого состязания был предопределен силой русского характера. Сергей доказал как дважды два, что «против лома нет приема». Он не стал ухаживать или говорить слова любви – может, он их и не знал, а собрал чемодан и переехал к Галке на съемную квартиру, объяснив это просто: «Мне негде жить». Дальше у него хватило наглости столоваться тут же, у Гали, не тратя ни копейки на продукты. Потом он стал первым хватать телефонную трубку, фактически объявив всему свету, что Галя теперь не одна. С мужчиной!

Через две недели непонятной совместной жизни, ночью, когда Галя спала, он присел на край кровати и сидел так, пока под утро не зазвонил будильник. Галя слышала все и почти не дышала. И хотя ничего такого не было, Галя за эту ночь если не поседела, то уж точно почувствовала, что стала настоящей женщиной. Она перестала улыбаться, как раньше – рот до ушей, шутить (Галка была смешливая!), а молча пошла в парикмахерскую и коротко постриглась, как монашка.

Сергей, увидев такое преображение, заверил Галю угрюмо, как перед казнью:

– Женюсь. Изменять не буду.

Звучало как «Похороню с почестями и справлю тризну».

«Околдовал, сгубил мою девичью душу!» – горевала Галя, но ничего поделать не могла.

Так научила ее выходить замуж бабушка, когда рассказала маленькой десятилетней Галинке про то, как ее посватал хромой Петро, Галинкин дед, да так она и прожила с ним вместе всю жизнь, из жалости. Уж какой достался. «Хромой, да мой!»