Леонид Могилев - Клон

Потом была наша вторая ночь.

Душу ее как будто обезболили. Волки в зеленых халатах, роняя слюну из пастей, произвели необходимые манипуляции, и по паркету пощелкивали от вожделения их когти. Потом были слезы, и жизнь стала как бы веселее, как румяное яблочко, надкушенное, забытое и найденное опять, не слишком поздно. Было бы кому скушать.

Иная душа и незнакомое тело. Вот то, что я так долго искал и нашел наконец. Голос, надорванный где-то снизу. Я вспомнил, как тогда, в новогоднюю ночь, крался по карнизу рассвет. И снова пожелал ее, и кровь моя тяжелая, дурманная, ртутная, словно паста, сквозь тюбики вен совершала свою работу, натужно и попутно. Потом мы очнулись.

Сухой паек, оставленный Старковым, пришелся моей невесте не по вкусу, хотя вряд ли она в обозримом прошлом ела сухую колбасу и шоколад.

— Хочешь, расскажу тебе про волка?

— Про камышового?

— Нет, про волка вообще.

— А кто просил не поминать его?

— А ты перекрестись и сплюнь через левое плечо. И постучи по дереву.

— А где оно?

— Везде.

Я постучал по крышке снарядного ящика, которая заменяла нам стол. Они были везде, эти зеленые доски. Удобная и практичная мебель, дрова, предмет интерьера и многое другое. При желании можно из них соорудить добротный гробовой ящик.

— Сухожилие волка поможет найти вора. А кончик хвоста может присушить.

— Что сделать?

— Приворожить.

— А у тебя он есть?

— Был. Да потерялся. Я так жалела.

— А откуда он у тебя?

— Кто?

— Волчий хвост.

— Еще со школы. Мальчик один подарил.

Она сильно похудела. Черты лица заострились, живот потерял упругость. Да и волосы оказались не теми, что раньше. Та женщина с ростовского автовокзала была иной, чем та, в Грозном, хотя между ними прошло всего-то день-полтора. Эта — не походила ни на ту, ни на другую. Только по глазам можно узнать.

— Один лай пас овец богача. К нему пришел волк и попросил одну овцу. Но пастух сказал, что он не хозяин этому стаду. «Я посторожу, а ты спроси у хозяина, он непременно даст, — сказал волк и произнес клятву, которой пастух не мог не поверить: Пусть меня настигнет грех, который должен покарать хозяина, обманувшего гостя, сказав, что накормил его коня, оставив его не накормленным, если я до твоего возвращения трону хоть одну овцу». Пошел лай и спросил хозяина, и хозяин велел отдать волку три овцы, но пастух отдал лишь одну. Уходя, волк крикнул: «Пусть эти две овцы будут долгом для человека. Во все времена человек будет мне должником».

— Вся сказка?

— Вся.

— И что?

— А то, что вайнахи считают, что, совершив набег, волк забирает лишь свою долю, некогда утаенную бесчестным лаем.

— А как же хозяин лая?

— А с ним вайнах всегда договорится. А рабов будет грабить. Это генетический долг.

Когда-нибудь она мне все расскажет. Про две войны, про второй этаж в доме Дудаева, про хохлов из расстрельной команды и про палатку. Про ту самую. Это будет еще не скоро. Тогда мы будем все знать оба, и нам будет легче все это забывать. Но прежде нужно выбраться отсюда.

— У волка много разных прозвищ. Борз, Барзанакьа, бараза, борзиг, берзан кьеза, то есть волчонок.

— А скажи мне, растут в Чечне одуванчики?

— Тут растут такие травы, каких ты не видел и не увидишь. И одуванчики растут обалденные. С человеческую голову. — Она засмеялась хрипло и осеклась. — Растут, милый, а почему ты спросил?

— Стихи.

— Один раз уже были.

— Это другие.

— Такие же хорошие?

— Наверное.

— Тогда прочти.

— Поле из одуванчиков.

— Давай.

— Даю.

— Ну, давай же.

Но прежде я опять вошел в нее, потом она опять плакала, и я гладил ее волосы, и тер соски ладонями, и она почти уснула, но вспомнила про стихи.

— Поле из одуванчиков.

— Ну же… А СПИДа не боишься? Контрацептивов не было…