Леонид Могилев - Клон

— Это что?

— Подделка документов. Да мест на нарах маловато. Убийц везут каждый час. А тут ты, дурачина.

— Можно вопрос?

— Только быстро.

— Форма девять и форма семь.

— Справка вместо паспорта. Семь — беженец. Будешь изготавливать?

— Нет. Вы же мне общаться не дали с людьми.

— Чтобы ты потом про ужасы Чернокозово сочинял? Запомни: твой самый большой ужас — это я. Еще раз попадешься, отдам педерастам, а потом сожгу живого в овраге. И друзьям своим — журналистам — передай. Пусть займутся общественно-полезным трудом. Терпение армии не безгранично.

— Я передам.

Он ушел, и появился прапорщик.

— Сроку вам, товарищ Перов, тридцать минут. Как раз поезд уходит. Товарищ капитан просил не опаздывать.

— А деньги?

— У вас билет транзитный до Питера. Вот он. А про деньги ничего не сказано.

— А вещи?

— Какие? — прапорщик посмотрел на меня ясными глазами.

— Вокзал в какой стороне?

— А вот туда. Доставим.

В поезде я был через двадцать одну минуту. Часы, паспорт и пятьдесят рублей мне капитан перед расставанием сунул в одном флаконе. То есть в желтом конверте.

Мою судьбу решило то, что у полковника Межина к вечеру закончился чай, и, не желая покидать комендатуру, он спустился на этаж и появился в кабинете капитана Бережнова, где остался еще минут на тридцать, угощаясь коньяком, отобранным на станции у «подпольщиков».

— Что хорошего было за день, Иван? — спросил он капитана, и тот достал из папки список задержанных. Анализировать ситуацию по передвижению сомнительных лиц входило в обязанности Межина, и он предпочитал изучать первичные документы, протоколы допросов, так как часто в оперативные сводки по итогам дня попадала всякая дурь, а интересные, на его взгляд, персоналии отсутствовали. У Бережнова был свой взгляд на вещи и ситуацию, и наезды сверху он не одобрял, тем более что полковник числился за службой, которая располагалась в Моздоке совсем в другом здании, а в Ростове — и вовсе за неприметной дверью, в комендатуре здешней он имел только кабинет.

— Сегодня ничего.

— А вчера?

— Вчера Хапов промелькнул.

— Лично?

— Нет. Другана его отследили. Проследовал в Гудермес.

— Так… Так.

Хапов был человеком Гелаева. А в Гудермесе сейчас происходили очень интересные вещи. И можно было неординарным образом повлиять на весь ход событий на равнине. Думая об этом, полковник взял в руки протокол допроса некоего господина Перова.

— А это что?

— Дурачок один. Послали на него запрос, ждем. Друга у него убили. Журналиста.

— Какого?

— Великосельского.

— А он что?

— А он подделал его документы. И поехал.

— Ну ладно. Подделал. Мстить, что ли?

— К бабе.

— Чьей?

— Своей.

— Жена, что ли?

— Да ну… На Новый год однажды ей впялил. И забыл. А потом то ли по телевизору увидел, то ли в газете. И опять приспичило. Да сколько времени прошло.

— Сколько?

— Годы.

— Что хочешь делать?

— Газета периферийная, смешная. Рожу набьем, и пусть назад катит.

— Пусть катит.

Полковник уже отложил было протокол допроса, как вдруг мелочь какая-то его остановила. Чепуха какая-то. Он стал читать его снова, внимательнее.

— Канавина Стела Константиновна. Что на нее?

— Да что на нее может быть? Прописана в Грозном. В Заводском районе. В Россию не выезжала. Если выезжала, нигде не зарегистрирована. Неизвестно вообще, жива ли. Вот запрос, вот ответ.

Полковник прочел свежий, утренний еще факс. Вся миграция по Чечне, Ингушетии, Дагестану сейчас мгновенно попадала в компьютер, и на каждого вынужденного переселенца заводился индивидуальный секретный номер, позволявший отследить их перемещение по всей России. Но и без всякого компьютера Межин знал, что с этой дамой где-то в своих документах встречался. Только вот где и когда? Он поблагодарил капитана за чай и коньяк, поднялся к себе и стал рыться в папках. Минут через сорок он нашел то, что искал. Стела Константиновна была женщиной Старика. Того самого, кого приказано было найти живым или мертвым. Официально Старков обвинялся в измене и сговоре с чеченцами.

С Канавиной он познакомился во время войны при странных обстоятельствах и в дальнейшем сумел уберечь ее от расправы, хотя и не создал комфортных и безопасных условий существования. Это отдельная история. Но сейчас выстраивалась классная комбинация — попытаться пропустить Перова в Грозный. Канавина находилась там или где-то неподалеку. Перова следовало вести и оберегать. Он встретится с Канавиной, и, скорее всего, она пошлет его. Или не пошлет. Женская голова хуже, чем загадка. Это преступление. Старков, если он находился в Чечне, не мог не прореагировать. Он должен был показаться. Через Канавину его не взять. Она уже как профессиональный опер. Прошла школу войны. А вот Перов растеряется, растает, начнет метаться. И взорвет ситуацию. Не может не взорвать. Старков может и не прореагировать. Мог бы. Но он устал. Операция тонкая, построенная на психологии, интуиции, допусках. Требует большого количества людей. А большее предпринять не представлялось возможным.