Леонид Могилев - Созвездие мертвеца

Сойкин находился в доме, предположительно сакле. Это коробка с земляной крышей, поросшей травой. Две трубы выходили из двух половин сакли, состоявшей из двух комнат, разделенных сенями, где находились старые кожи, седло, разбитые кадушки. Входная дверь находилась в середине, со стороны двора. Посредине верхней потолочной рамы уложена была ведущая балка, на которую поперек укладывались жердочки. Стены побелены. Предположительно сплетены из хвороста и обмазаны глиной. На потолке четырехугольное отверстие, закрытое внутренней ставней. Под самой трубой на полу — глиняный настил со следами кострища. У трубы прикреплена цепь с крюком снизу, где, видимо, в свое время находился котел для пищи. На стенах сакли — полки-нары, застеленные войлоком.

Всего имеется десять страниц подробного описания заброшенного жилища в горах и описание местности. Несмотря на то что общался Сойкин только с лицами славянской национальности, видимо, сотрудниками эвакуируемого предприятия и обеспечивавшими безопасность оперативниками и военными, из анализа полученной информации следует, что Сойкин находился на территории Чечни, предположительно в районе Итум-Кале (следует из сравнения времени движение на всех направлениях и некоторых подробностей местности), где до последнего момента велись закрытые работы по выяснению природного феномена, (повышенный в несколько сот раз на замкнутом участке территории радиоактивный фон, без наличия в этом районе тяжелых и радиоактивных элементов). Более того, при работе со специалистами по идентификации внешности Сойкин назвал характерные приметы (следы двух ранений на лице, полученных в спецоперациях), предположительно относящиеся к офицеру ГРУ Старкову В. Л., пропавшему без вести за полтора года до срока командировки Сойкина на Кавказ. На лбу Старкова вырезан православный крест, который он скрывает или надвинутым козырьком кепки, или вязаной шапочкой.

В работе Сойкин находился несколько суток, и воспоминания о допросе у него в сознании заблокированы. Учитывая состояние его здоровья и возможность развития операции, отпущен и оставлен под наблюдением…

Патруль этот на дороге никакого страха у похитителей наших не вызвал. Говорили они на французском, косясь на меня, но все же это были не французы. Произношение подгуляло. Но для диверсионной группы из другой страны прилично. В машине, кроме меня, — сопровождающий справа, на переднем сиденье еще один «шкафчик». Водитель посматривает на меня в зеркальце. Глаза упрятаны глубоко, не простые, не шоферские. Какой-нибудь майор.

Следом, метрах в пятидесяти, везут Аньку. Там сопровождение попроще. Человек рядом и водитель. Бояться им нечего. Форма полицейских ладно скроена, ехать, как видно, недалеко. Радио на полицейской волне молчит. Слишком мало времени прошло. Тут-то все и случилось. Бугорок впереди, травой прикрытый, вдруг распрямился, и прямо из-под колес возник, как из воздуха, новый персонаж — в камуфляже, с коротким автоматом, с тонкой какой-то шеей и звериной грацией. Он вскочил на подножку, сквозь опущенное стекло вошла рука с ножом, и водитель наш захлебнулся кровью и тут же сквозь распахнутую дверку вылетел наружу. Я оглянулся назад и понял, что там все произошло еще быстрее. Машины рванули с места. Еще через двадцать минут меня пересадили в фургончик какой-то, вроде «рафика», и тот, что резал шофера, приставил к моему запястью пистолетик маленький. Это был спецшприц. Через пять секунд меня подхватили волны звездного ветра, и врата роковые распахнулись.

…Море было где-то близко, совсем рядом. Дверь в дом распахнута. Я один и не связан. Руки целы, ноги целы. В голове не то чтобы боль, а так, слякотно. Я встаю и иду себе спокойно наружу. Там действительно, метрах в ста, море. А дом этот и не дом вовсе, а так, сарай рыбацкий.

— Оклемался? — спрашивают по-русски отчетливо.

Я кручу головой и никого не вижу. Только ветер и слякоть в голове.

— В дом возвращайтесь.

Наконец песчаная дюна рассыпается, распадается, и, гордый собой, появляется один из «избавителей».

— Вы вроде бы русские?

— А вы думали, родное государство бросит вас на произвол судьбы?

— Но это же чужая территория.

— У меня работа такая. Экстерриториальная.

— Зачем в песок-то зарываться?

— Из принципа целесообразности. К тому же вертолеты летают.

Он был уже не в пятнистом страшильчике, а в спортивном костюме, на голове шапочка легкая и плотная, но пояс оттопыривался — «стечкин» какой-нибудь или «люгер».