Род Лиддл - Тебе не пара

Джеймс в ужасе таращится на странное создание. Господи, что это? Какое-то кошмарное существо, просто черт знает что: череп конической формы, длинный, с перекошенной макушкой; желтовато-зеленое лицо, сочащееся слизью непонятного происхождения; глаза черные, огромные, осмысленные.

— Ф-фу, — не удержавшись, выдыхает Джеймс. Глаза обращаются в его сторону, под их недобрым взглядом он — как под прицелом.

Джеймс — тут надо отдать ему должное — изо всех сил старается вызвать в себе симпатию к этой штуковине, что, черт побери, дается ему с трудом. Пролепетав в конце концов: «Привет, Чарли», — он неуверенной рукой тянется к отвратительному чудовищу.

Внезапно перестав глазеть, Чарли начинает вместо этого громко плакать. Звук такой, как если бы банда подростков мучила нескольких кошек сразу.

— Правда, хорошенький? — говорит Анжела, снова укладывая куль себе под бок.

На следующей неделе у Джеймса нет времени выпить с Колетт ни в «Пещере отшельника», ни в «Роще» — да вообще где бы то ни было, что слегка его раздражает. Он постоянно на побегушках, вся его жизнь теперь заполнена однообразными поручениями: заварить чай, помыть посуду, сгонять в магазин, когда кончается неприкосновенный запас пеленок, постирать загаженные детские одежки. Совместить эти дела с попытками вести домашнее хозяйство, как все нормальные люди, — задача, оказывается, совершенно невыполнимая. Прихожая, кухня и гостиная забросаны кисейными платками, перемазанными какой-то похожей на гной дрянью; все полы усеяны игрушками, дико ухмыляющимися, раскрашенными в цвета для дальтоников. То там, то сям, если повезет, можно найти вонючую пеленку или пачку ароматизированных салфеток, коварно укрывшуюся под подушкой.

Запах экскрементов и прокисшего молока проникает в каждый угол дома несмотря на то, что Джеймс целыми днями прыгает повсюду с флаконом «Глейда».

Он, конечно, старается по возможности держаться подальше от мерзкого созданьица, избегает даже находиться с ним в одной комнате, что ему, как правило, удается.

Избавленный от необходимости кормить грудью, он считает само собой разумеющееся оправдание настоящим подарком судьбы. Плюс к тому, он разработал хитроумную теорию, позволяющую ему уклоняться от еще худшей повинности — смены пеленок. В этом возрасте младенец «полностью зациклен на маме», вслух зачитывает он Анжеле из пособия для родителей. Подняв идиотский том повыше, цитирует: «…а значит, важно, чтобы отец не начал ассоциироваться исключительно с неприятными для ребенка вещами, такими, как смена пеленок, а мать — исключительно с тем, что доставляет удовольствие, например, с кормлением…»

Впоследствии все это может привести к серьезным проблемам, уверяет он жену.

И Анжела, слава богу, не особенно возражает против таких аргументов. По сути говоря, она испытывает настоящее наслаждение от этого грязного дела, несмотря на сплошную отупляющую скуку и неизбежную вонь. Конечно, она все время ходит усталая. Да и по друзьям скучает (они от нее шарахаются, как от чумы или дифтерита). Но Чарли она необъяснимым образом обожает и, даже когда поспать ей удается совсем недолго, безропотно вылезает из постели в три утра — кормить этого мелкого негодяя-эгоиста в такую рань. Джеймс всегда крепко зажмуривает глаза, когда она встает унять страдальческие жалобные вопли, несущиеся из кроватки у них в ногах. По правде говоря, в такие моменты он чувствует себя немного виноватым.

Но тут имеются и смягчающие вину обстоятельства: маленькое чудовище, кажется, не слишком-то любит его. Более того, оно, по сути говоря, затаило на него некую злобу. Джеймс прямо-таки боится моментов, когда Анжела, вся обмякнув, в изнеможении говорит: «Ты его не подержишь немножко?» — и противный куль переходит из рук в руки. В таких случаях Джеймс опасливо берет его и начинает покачивать по рекомендованной в учебниках системе. Но сидящее внутри создание ни на секунду не дает себя одурачить. Открыв свои большие черные глаза, оно упирает в Джеймса неподвижный взгляд, как тогда, в палате роддома. Оно даже не плачет, только глазеет; при этом на уме у него явно что-то недоброе. Этот взгляд не на шутку действует Джеймсу на нервы. Где оно научилось так глазеть? В этом возрасте ему еще рано уметь фокусировать глаза. Эта идиотская хрень — погремушка с разноцветными канарейками — для того и болтается постоянно у него над головой, чтобы учиться их фокусировать. Но на Джеймсе-то оно фокусируется без проблем. Фокусирует на нем свой холодный, сухой ненавидящий взгляд, а затем обычно срыгивает ему на рубашку.