Кристофер Дейвс - Рэт Скэбис и Святой Грааль

Ну да. К Пуссену. Конечно. Про Пуссена я как-то запамятовал.

Весь зал номер четырнадцать в крыле Ришелье был отведен под работы Никола Пуссена. «Аркадских пастухов» мы заметили лишь со второго захода – прежде всего потому, что «в жизни» они оказались значительно больше, чем мы себе представляли и как-то не соотносились с теми репродукциями, которые я видел в книгах и на интернет-сайтах. Я всегда думал, что эта картина исполнена в неярких, приглушенных тонах, но краски были на удивление живыми, сочными и теплыми. Горы на заднем плане почти светились. И самое главное, теперь я разглядел детали, на которые раньше вообще не обращал внимания. И ладно бы речь шла об узоре листвы в затененных углах. Но как можно было не заметить, что пастушка и двое пастухов обуты в сандалии, а третий пастух стоит босиком?! И что венок у него на голове подозрительно напоминает терновый венец.

Мне хватило пяти минут, чтобы увидеть все, что хотелось, но Скэбис, похоже, завис надолго. Он внимательно рассмотрел полотно с близкого расстояния, потом отступил как можно дальше, насколько вообще позволяли размеры зала, и стал изучать ее издалека. В какой-то момент мне показалось, что он всерьез собирается приподнять картину за нижний край рамы и заглянуть на тыльную сторону. В центре зала стояли удобные мягкие диванчики. Я присел и закрыл глаза. А когда снова открыл, Скэбис сидел рядом. Я хотел спросить, как успехи, но он приложил палец к губам и указал взглядом на высокого мужчину в длинном кожаном плаще, стоявшего перед «Аркадскими пастухами».

– Он тут торчит уже целую вечность, – прошептал Скэбис. – Все что-то высматривает и высматривает. Я даже подумал, что если бы он был один, он бы точно попробовал ее приподнять и заглянуть на обратную сторону. А ты, кстати, храпел.

Оба-на. Хотя, с другой стороны, краткий сон придал мне сил, и я был готов к новым подвигам и свершениям, а именно к осмотру святого Антония. Пусть даже и «не того». Но, как оказалось, та часть музея, где находится «Искушение святого Антония», была закрыта для посетителей. Никаких объяснений – просто цепочка, перегораживающая вход на лестницу. На самом Деле я даже немного расстроился. А уж Скэбис и вовсе впал в мрачное настроение, и чтобы хоть как-то себя утешить, мы решили пойти посмотреть «Мону Лизу». В конце концов это же самая знаменитая в мире картина, к тому же написанная Леонардо да Винчи, великим магистром Сионской общины, в период с 1510-го до 1519 год.

По сравнению с залом номер четырнадцать на втором этаже в крыле Ришелье (три человека, один из них спящий) в зале с «Моной Лизой» царило настоящее столпотворение. Было людно и шумно, словно мы вдруг перенеслись из музея в переполненный паб, и нам пришлось даже слегка потолкаться локтями, чтобы подобраться к маленькому полотну, закрытому толстым пуленепробиваемым стеклом. Почти все присутствующие пытались сфотографировать картину, не подозревая о том, что фотографируют вспышки собственных камер, отражавшиеся от стекла.

– Ты уже знаешь разгадку ее знаменитой улыбки? – сказал Скэбис. – На самом деле Мона Лиза – парень, и он сидит голый от пояса и ниже.

Вполне нормальное объяснение. Ничуть не хуже любого другого. Но самая главная загадка Джоконды – не в ее странной улыбке. И не в том, кто такая натурщица. Или натурщик. Хотя версий на этот счет существует великое множество. Нет, самая главная загадка Джоконды – почему это, в сущности, тусклое и ничем не выдающееся изделие считается безусловным шедевром мировой живописи. Все эти люди, столпившиеся у картины, они что, искренне верят, что приобщаются к великому искусству? Да, безусловно. Даже если они не рассмотрят ее как следует, они потом будут рассказывать всем знакомым, что видели в подлиннике «Мону Лизу», самую знаменитую картину в мире. Я вот тоже могу с полным правом сказать, что да – я ее видел. Собственно, в этом-то все и дело. Милли оны людей ежегодно бывают в Лувре исключительно с целью увидеть «Джоконду», потому что считается, что это самая известная в мире картина. А «Джоконда» считается самой известной картиной в мире, потому что миллионы людей ежегодно бывают в Лувре исключительно с целью ее увидеть.

«Мона Лиза» – классический случай известности ради известности. Кстати, я все же считаю, что это женщина, а не мужчина. И я уверен, что знаю, кто это такая. Тара Палмер-Томкинсон. [11]

Спустя час-полтора мы со Скэбисом сидели в баре на левом берегу, прямо напротив Лувра, но с другой стороны Сены. Мы оба промокли до нитки. Насквозь. От одежды валил густой пар. (Замечу в скобках, что Скэбис поступил очень правильно, оставив шлепанцы дома и поехав в Париж в старых добрых «Мартинсах».) Нет, мы не перебирались через реку вплавь. Просто как только мы вышли из здания музея, начался мелкий дождик, а к тому времени, когда мы дошли до моста, он превратился в настоящий ливень. Поначалу мы прятались от стихии в букинистических лавках в Латинском квартале, перебираясь из одной в другую, что называется, мелкими перебежками. Но когда даже Скэбис признал, что это не просто «легкая изморось», мы решили найти более или менее постоянное укрытие и засели в первом же баре, попавшемся на пути.