Кристофер Дейвс - Рэт Скэбис и Святой Грааль

Мы со Скэбисом сели в 267-й автобус буквально на следующий день. Я ничего не сказал Скэбису, но про себя твердо решил, что это будет мой последний выход на поиск Святого Грааля. Последний год прошел словно головокружительное наваждение, и я был уверен, что если не приму меры немедленно, это затянется еще на год. Если не навсегда. Так всегда и бывает, когда затеваешь поиски Святого Грааля. Тем более если ты явно больной на всю башню – как мы со Скэбисом – и такой же никчемный искатель. Поиск становится вечным. Превращается в нескончаемый сериал. В воздушный шар, который поднимается все выше и выше и уже никогда не опустится вниз. Но я уже принял решение прыгать на землю. Оставалось надеяться, что приземление будет удачным и я ничего не сломаю. Пора прекращать эти игры. Все равно из меня не получится героя, исполненного лучезарной святости. Пора начинать верить в возможное.

По дороге в Сайон-Хаус я раздумывал о том, насколько серьезно мы были настроены на поиск сокровищ во время поездок во Францию. По-настоящему мы ничего не искали – ни Святой Грааль, ни что-либо еще. Мы не озаботились покупкой металлоискателя и лопат (2 шт.). Видимо, мы всегда знали в глубине души, что эти поиски ни к чему не приведут. Несмотря на табличку «Les Fouilles sont Interdites» на въезде в деревню, в Ренн-ле-Шато и окрестностях все давно перерыто, и почти за полвека активных раскопок никто не нашел ничего более или менее ценного. Я нисколечко не сомневался, что под Ренн-ле-Шато нет ничего, кроме сети ходов и тоннелей, и что когда-нибудь все рухнет, и на этом история деревни закончится. Трещины в стенах кладбища говорят красноречивее всяких слов.

Мы со Скэбисом обошли весь дворец, возведенный на месте Сайонского аббатства, и получили массу удовольствия, хотя Скэбис с подозрением отнесся к тому обстоятельству, что некоторые помещения были закрыты для публики. Официально это объяснялось тем, что Сайон-Хаус был не только туристической достопримечательностью, но и фамильной лондонской резиденцией герцога Нортумберлендского. Самым известным среди графов и герцогов этого рода был девятый граф Нортумберлендский, Генри Перси, получивший прозвище Граф-Колдун за свое увлечение алхимией. В начале семнадцатого века его заключили в Тауэр, где он провел целых пятнадцать лет (хотя и в относительно комфортных условиях) и познакомился с другим именитым заключенным, сэром Уолтером Рейли, который пристрастил его к курению. По имеющимся у нас данным, Перси и Рейли очень даже неплохо проводили время в тюрьме: занимались научными экспериментами и варили самогон. В их камерах было не продохнуть от табачного дыма и различных химических испарений.

Дворец, безусловно, был очень красивый и подавлял роскошью и величием, но я так и не понял, зачем нам понадобилось сюда ехать. Ну, как обычно. В большом зале, отделанном в древнеримском стиле, Скэбис провел пальцем по спине какого-то мраморного бюста и объявил, что нашел следы мфкзт-а. Но, судя по виду, это была самая обыкновенная пыль.

Несмотря на название аббатства, происходящего, как мы выяснили, от горы Сион, у меня были большие сомнения относительно возможной связи этого места с Сионской общиной – и вообще с историей Ренн-ле-Шато, уж если на то пошло. Скэбис сказал то же самое, когда мы прошли через парк и вышли к шоссе Брентфорд – Хаунслоу. Мы решили не ждать автобуса и вернуться домой пешком, но сперва подошли к старым воротам – бывшему входу в поместье Сайон. Эти ворота, давно не использующиеся за ненадобностью, представляют собой каменную арку в обрамлении рядов небольших колонн. Наверху арки стоит статуя ревущего льва – точно такая же, как на крыше Сайон-Хауса, – но нас со Скэбисом заинтересовали резные коровьи черепа, украшавшие перемычки над колоннами с двух сторон арки.

– Помнишь тот дом в Лионе, где вроде как останавливался Соньер? – Мне пришлось прокричать свой вопрос, потому что мимо пронесся большой грузовик. – На улице Маккавеев? Там над дверью было каменное изображение бычьей головы. И еще одно – на фонтанчике. Помнишь?

– Конечно, помню, – ответил Скэбис. – Боже, когда это было? Как будто сто лет назад. Знаешь, мне всегда казалось, что именно это и надо делать, чтобы к чему-то прийти. Узнавать символы, сопоставлять их друг с другом, понимать их значение. Только мы, кажется, не понимали значения символов. И толком не знали, есть ли какая-то связь между ними. Помнишь, в Рослине Джим Манро говорил, что символы – это язык, понятный людям, которые не умеют читать и писать. Для них эти символы значили многое, а для нас – ни хрена. Мы забыли этот язык. Мы его потеряли, утратили. Мы считаем себя жутко умными и продвинутыми, но мы даже не можем прочесть свою собственную историю.