Кристофер Дейвс - Рэт Скэбис и Святой Грааль

– Похоже, Гарри напал на след. – Я многозначительно приподнял брови. – Надо его как-то опередить. В смысле, поехать в Ренн раньше. – Я помолчал, собираясь с духом. – Знаешь, что? А давай съездим туда на 17 января? День синих яблок. По-моему, хорошая мысль.

Вот тогда Скэбис и разразился пламенной речью об анонимных эзотериках.

– Ты больше не сможешь читать книги Генри Линкольна, – заключил он. – При одном только упоминании о Соньере у тебя будет рвать крышу. Станешь, как Герберт Лом в «Розовой пан-те»… э-э…

Он умолк на полуслове.

– Погоди… Ты что, серьезно? Ты действительно хочешь поехать в Ренн на 17 января?

Дней за десять до Дня синих яблок мы со Скэбисом сели в поезд сообщением Лондон – Париж. Мы поменялись ролями. теперь уже я уговаривал его поехать. Хотя ему тоже хотелось Ренн, он предпочел бы дождаться весны («Ты представляешь, какой там сейчас дубак?!»). Но я упорно стоял на своем и не принимал никаких возражений. Мое превращение в психа от эзотерики уже состоялось. Я представлял себя с мефистофельской бородкой, с висячими усами, с различными замысловатыми прическами и головными уборами. В итоге я понял, что наиболее близкий мне образец импозантной внешности – это автопортрет Пуссена.

Да, может быть, я излишне увлекся. Может быть, я и вправду закончу в АЭ. Или даже в дурдоме. Но мне хотелось увидеть волшебные «синие яблоки», которые появляются в церкви Марии Магдалины в Ренн-ле-Шато – ежегодно 17 января. Если я их увижу, для меня это будет значить, что я действительно отказался от роли пассивного наблюдателя, влез в самую гущу событий, стал непосредственным участникам – теперь я был к этому готов. Тем более я посмотрел расписание чемпионата и обнаружил, что все матчи в районе Дня синих яблок «Брентфорд» играет на выезде. Такое удачное стечение обстоятельств не могло быть простым совпадением.

Мы задержались в Париже на сутки – Скэбис хотел еще раз осмотреть Сен-Сюльпис и Сен-Жермен-де-Пре. Мы провели часа три (если не больше) в Сен-Сюльписе и столько же – в Сен-Жермен-де-Пре. Скэбис ходил с умным видом, со своим верным фонариком в одной руке и изрядно потрепанными фотокопиями «Le Serpent Rouge» – в другой. На следующий день мы доехали на поезде до Монпелье, где должны были встретиться с Бельи, которого пригласили поехать в Ренн с нами. Бельи сказал, что такое нельзя пропускать и что он непременно поедет и встретит нас на вокзале в Монпелье. Впрочем, я не удивился, когда уже на подъезде к вокзалу мне пришло SMS: «Задержался в Лионе. Приеду завтра, уже прямо в Ренн. Сегодня иду на свидание. С Бригитой. Огонь, а не женщина!!!»

Мы со Скэбисом взяли в прокате машину и поехали в Эсперазу, маленький городок неподалеку от Ренна, где родилась Мари Денарно (и где у нас были заказаны номера в гостинице). Согласно одной из версий истории Ренн-ле-Шато, до того, как пойти в услужение Соньеру, Мари работала в Эсперазе модисткой-шляпницей. Собственно, это похоже на правду. Отец Мави, Гильом Денарно, был «шляпных дел мастером» (о чем имелась соответствующая запись в старинной регистрационной книге которую мы просмотрели в городской мэрии прошлым летом), а сама Эспераза была шляпным центром провинции. Во времена Соньера в городе работало ни мало ни много четырнадцать шляпных фабрик. Две или три действуют до сих пор.

– Может, поэтому в здешних краях все немного с приветом, – заметил Скэбис, когда мы кружили по городу в поисках нашей гостиницы. – Не зря же есть поговорка: «Безумный, как шляпник». На самом деле шляпники часто сходили с ума. Раньше при обработке фетра использовали ртуть, а отравление ртутными парами – страшное дело. Судороги, нарушение речи. На поздних стадиях – галлюцинации и умственные расстройства. Поговорка «Безумный, как шляпник» была известна уже во времена Льюиса Кэрролла, так что Безумного Шляпника из «Алисы в стране чудес» придумал не он.

Мадам Ривье, хозяйка маленькой «домашней» гостиницы, где у нас были заказаны номера, владела также весьма симпатичной коллекцией узорчатых передников. У нее был старенький Лабрадор, который повсюду ходил за нею, как хвостик. Мы с облегчением убедились, что мадам не страдала умственными расстройствами (в свете давешнего разговора о шляпниках у нас были некоторые опасения). Она встретила нас с лучезарной улыбкой и говорила без умолку минут десять – разумеется, по-французски, так что мы со Скэбисом не поняли ни единого слова, – после чего удалилась в сопровождении своего Лабрадора. Эту гостиницу нам порекомендовали родители Скэбиса. Они не раз останавливались в заведении мадам Ривье и особенно хвалили здешние завтраки: как за качество, так и за количество. Завтраки были действительно грандиозными, в чем мы со Скэбисом убедились на следующий день – и продолжали убеждаться ежедневно. Мы так объедались, что потом даже и не обедали. Есть не хотелось до самого вечера. Нас слегка огорчило, что наша хозяйка не приходилась родственницей Жаку Ривье, священнику из Эсперазы, который исповедовал Соньера на смертном одре и настолько проникся услышанным, что отказал умирающему в последнем причастии и, по утверждению некоторых очевидцев, с тех пор никогда больше не улыбался. Однако сама гостиница – три спальни, гостиная с настоящим камином, поленница дров на крыльце – была просто волшебной.