Кристофер Дейвс - Рэт Скэбис и Святой Грааль

– Что «все»?

– Сокровище, что же еще?

– Ах да. Сокровище. – Я старательно изобразил мимическую миниатюру под названием «Какой же я дятел». – А кто поведет катер?

– Я поведу, – сказал Скэбис.

– Ты никогда в жизни не водил катер и при этом собрался самостоятельно переправиться через самый оживленный судоходный канал в мире? – уточнил я на всякий случай.

– Ну да, – сказал Скэбис. – А что в этом сложного? Есть широта, есть долгота – всего-то две координаты. Раз, два. Любой идиот с этим справится, а я все-таки не идиот.

Мне действительно надо было нагнать очень много, и для ускорения процесса Скэбис принес мне видеокассету с документалками о странных эзотерических феноменах. Он пришел ко мне вечером, бросил кассету на столик (который бас-бочка), а сам плюхнулся на диван. Я предложил ему выпить, но он, кажется, не услышал. Он сидел, погруженный в задумчивость, и не реагировал на внешние раздражители.

– А где кивающая птичка? – спросил он минут через пять, обведя встревоженным взглядом гостиную.

Эту птичку он подарил мне пару месяцев назад. Привез из Канады. На самом деле это не совсем птичка, а стеклянная трубка с головой птицы из плотной губки, закрепленной на верхнем конце трубки. Я не знаю, как эта штука работает, но это действительно чудо инженерной мысли. Трубка наполовину заполнена какой-то ярко-синей жидкостью, которая поднимается вверх, и когда губка намокает, центр тяжести смещается, и голова наклоняется вперед на штырьке. Потом, под воздействием силы тяжести, синяя жидкость стекает вниз, и голова наклоняется назад. Если птичку как следует намочить и поставить перед ней стакан с водой, она будет кивать головой, окуная свой губчатый клювик в воду, как будто пьет из стакана – и так продолжается до тех пор, пока стакан не уберут и голова не высохнет. Скэбис купил две кивающие птички, одну для себя и одну – для меня, но свою он разбил в первый же день, как вернулся домой.

– Знаешь что, – сказал он, поднимаясь с дивана, – поставь свою птичку в спальне на подоконник. Тогда ее будет видно из окна моей спальни.

– У тебя как с головой? – задал я риторический вопрос. – Давай проверим, – сказал он и бросился к выходу. И буквально через полминуты у меня зазвонил телефон.

– Угадай, кто звонит? – раздался в трубке радостный голос Скэбиса.

Следующие пятнадцать минут я провел у окна своей спальни с кивающей птичкой и стаканом воды, переключив телефон на громкую связь, а Скэбис стоял у себя во дворе и давал мне инструкции по мобильному:

– Чуток влево. Ага. A теперь чуть назад. Э-э… Как-то она слабо кивает. Намочи голову лучше. А ты не слишком высокий поставил стакан? Хорошо, хорошо. Да, так нормально. Попробуй закрыть занавески. Нет, не пойдет. Вижу только силуэт. А у тебя нет другого источника освещения? Попробуй включить верхний свет. Да. Вот так хорошо.

Пока Скэбис стоял у себя во дворе и самозабвенно тыкал на птичку у меня в окне, изображая из себя вконец обнаглевшего Тома-вуайериста, я спустился в гостиную и поставил кассету, которую он мне принес. В самом начале на ней были записаны три документальных фильма о Ренн-ле-Шато, снятые в 1970-х годах для исторической передачи «Летопись», шедшей на Би-би-си. Их подготовил и снял Генри Линкольн, человек, который, вполне вероятно, знает о Ренн-ле-Шато больше чем кто бы то ни было из ныне живущих. Он написал множество книг и статей, так или иначе связанных с тайной Соньера, но больше всего он известен как соавтор монументального «кирпича» под названием «Священная кровь и Святой Грааль», в котором история Соньера служит отправной точкой для разработки оригинальной и спорной теории, что прямые потомки Иисуса Христа до сих пор живы, и здравствуют, и в настоящее время проживают во Франции. «Священная кровь и Святой Грааль» попалась мне среди книг, которые я выудил из бездонной коробки Скэбиса за последние два месяца.

Генри Линкольн на экране напоминал Майкла Палина [1]в крайней степени эзотерического экстаза. И не только по поводу Ренн-ле-Шато, как стало вполне очевидно из второй тройки фильмов, записанных на кассете. Один фильм был про древнеегипетского фараона Аменхотепа IV, второй – про пророчества Нострадамуса, а третий – про секту катаров, процветавшую в Лангедоке в двенадцатом веке. О катарах я, кстати, читал буквально в тот же день. Такое вот знаменательное совпадение.

Катары считали, что мир сотворил не Господь Бог, а некое злобное божество, известное как Rex Mundi, в переводе с латыни – Царь Мира. Таким образом, получалось, что в основе любой материи лежат зло и скверна. Катары, однако, не поклонялись Rex Mundi. Как и все христиане, они почитали Бога, которого полагали творцом человеческих душ – единственного чистого элемента в материальном мире абсолютного зла. Для катаров само человеческое существование представляло собой непрестанную борьбу между чистой душой и всем остальным, что есть сущего. В каком-то смысле они были создателями современного афоризма: «Жизнь дерьмо, а потом ты умрешь». А поскольку катары безоговорочно верили в переселение душ, они, наверное, добавляли еще: «А потом снова вернешься на Землю и пройдешь через всю эту пакость еще раз».