Доклад председателя Комитета госбезопасности был рутинной процедурой. Существовало правило: при выдвижении человека на более высокий партийный пост принимать во внимание и сведения по линии КГБ. Поэтому различная информация, связанная, в том числе, с поведением партноменклатуры, чекистам поступала. Тем более, когда шила в мешке, как говорили в народе, утаить было нельзя. О пьянстве Ельцина и его «неадекватных поступках» в Свердловской области знали. Не все осмеливались рассказывать, помня мстительный, беспощадный характер Бориса Николаевича, но некоторые дикие выходки получали огласку.
В гараже каждого крупного обкома партии, кроме чёрных «Волг» для руководства и «Чайки» для первого секретаря, имелся представительский «ЗиЛ». На тот случай, если в область приедет кто-то из руководителей страны или близких по статусу чиновников.
Но в Свердловске, кроме этого, был и так называемый «царский поезд». Область большая, на машине не объедешь. А на поезде, да ещё в окружении заглядывающих в рот подчинённых, можно осматривать владения со всеми удобствами, с кухней на колёсах и ящиками спиртного.
Однажды зимой «царский поезд» двинулся из Свердловска на север области в городок Ивдель. Расстояние — полтысячи километров. Долго, с остановками ехали туда. Первый секретарь встречался с местным активом, кого-то хвалил, но больше ругал. Это он делать умел, «размазывая» человека до состояния прострации. Из Ивделя повернули назад, к столице Урала.
Ельцин пил, начиная с утра. Сопровождающие должны были тоже участвовать. В какой-то момент первый обратил внимание, что не пьёт один из заведующих отделом. «Налить ему!» — скомандовал Ельцин. Завотделом в ужасе стал отказываться. Он видел, что шеф закипает яростью, но выпить не мог — у него ещё не утихла боль в печени. «Высадить из поезда!» — приказал первый секретарь обкома.
Бедолагу ссадили на занесённую снегом обочину пути, и он пошёл по шпалам.
На его счастье через пять километров показался полустанок. А Ельцин даже не вспомнил о своей выходке.
Горбачёв в раздражении отодвинул досье. «Чёрт-те што за народ у нас! Алкоголик, двух слов связать не может, а ему в рот глядят». Он вспомнил, как первый раз увидел Ельцина невменяемо пьяным. Это была весна 85-го года. Полмесяца назад Михаил Сергеевич стал Генеральным секретарём. В Москве проходила сессия Верховного Совета СССР. По номенклатурной иерархии все первые секретари обкомов избирались депутатами. Горбачёв посидел недолго в зале заседаний и вышел, чтобы уехать из Кремля на Старую площадь. Там, в Центральном Комитете, было по горло срочных дел — Генсек готовился к своему первому пленуму. Апрельскому.
Уже уходя по коридору, услыхал сзади лёгкий шум. Обернулся. Из зала под руки выводили пьяного Ельцина. Он дёргался, видимо, хотел вернуться назад. Один из сопровождающих, увидав Горбачёва, смутился. «С нашим первым такое случается. Иногда перехватит лишнего… Но потом — ничево…».
Какое оно, это «ничево», теперь Генсеку было известно. А ведь его предупреждал и. В декабре того же 95-го года Горбачёв вызвал к себе Председателя Совета Министров Рыжкова. Он хорошо узнал этого человека во время совместной работы в комиссии по модернизации страны, которая была создана распоряжением Андропова. Придя к власти, сразу назначил главой правительства. Теперь хотел посоветоваться.
В кабинете Генсека был Лигачёв. Михаил Сергеевич сказал:
— Настало время менять руководство Москвы. Вместо Гришина нужен крепкий и боевой товарищ. Мы с Егором обсуждаем возможную кандидатуру. Наше мнение: Ельцин. Ты его знаешь по Свердловску.
— Да, знаю, — согласился Рыжков. — Поэтому считаю: он абсолютно не годится для этой роли. Речь идёт об огромной столичной организации, где сосредоточена масса заводских рабочих и основная научная и творческая элита страны. Ельцин по натуре своей разрушитель. Наломает дров, вот увидите! Ему противопоказана большая власть. Вы сделали уже одну ошибку, переведя его в ЦК из Свердловска. Не делайте ещё одну, роковую.
Лигачёв заявил:
— Да, я содействовал его переводу в Москву. Я был в Свердловске. Мне понравилась его работа.
Рыжков расстроился:
— Я вас не убедил, и вы ещё пожалеете о таком шаге. Когда-нибудь будете локти кусать, но будет поздно.
Не послушал своего премьера Горбачёв. Отмахнулся и от других серьёзных оценок. Во время октябрьского пленума 87-го года в перерыве к Генсеку подошёл руководитель кремлёвской медицинской службы, главный кардиолог страны, академик Чазов. Он только что слышал, как Ельцина жёстко критиковали участники пленума. Поэтому с профессиональной тревогой наблюдал за самим Ельциным. Сломленным голосом тот трудно выговаривал, что «в целом с оценкой согласен. Суровая школа, конечно, для меня сегодня. Я подвёл Центральный Комитет, выступив сегодня. Это ошибка».
Читать дальше