Наталья Нестерова - Бабушка на сносях

Надо быть полной дурой, чтобы не понимать своей непохожести на нормально симпатичных барышень. А у тебя, это в-третьих, логический мужской ум. Ты сначала видишь недостатки людей, а потом их достоинства. И в-четвертых, если уж касаться интимной сферы… Ты превосходная любовница, но заводишься не с полоборота, а с тридцать третьего.

Хотя я жила монашкой, теоретически, благодаря запойному чтению, я хорошо подкована. Чтобы вспыхнула любовь, нужны два условия: обстановка и соответствующее душевное расположение. В самом деле, трудно рассчитывать, что тебя посетит любовное томление, когда ты дрожишь в стоматологическом кресле или корпишь над работой, в которую закралась ошибка. Вряд ли в душе человека, поглощенного скорбью по умершему, вспыхнет новое и светлое чувство.

В сочинском санатории все совпало: обстановка эгоистического безделья и прекрасной природы плюс время, которое сыграло на Олега. Я открывала в нем все новые и новые симпатичные качества. Умен без превосходных степеней (их мне хватило с Сергеем), остроумен и противоречив: то по-домашнему уютен, как Топтыгин, то гранитно тверд, как колонна Исаакиевского собора. Робок и одновременно сокрушительно мужествен.

Первый раз мы поцеловались у той самой ротонды, где я хотела оказать Олегу врачебную помощь. Я ровным счетом ничего особенного не почувствовала. Из неособенного: мысль, как давно этого не было, и вторая: не предупредить ли человека про тридцать три давно не смазываемых оборота, чтоб не мучился?

Мы целовались как подростки. Я почувствовала, что он готов на все сто, я же заметно отставала. Но и десять моих процентов от его ста — успех!

Попробуй объяснить! Разве в это кто-то поверит?

Олег потянул меня в корпус, я покорно поплелась. По логике вещей мы должны были зайти в мой номер и продолжить начатое. Но у меня, правильно сказал Сергей, чересчур много логики.

— Спокойной ночи! — попрощалась я, открыв дверь.

Вошла, оставив Олега за порогом. Успела заметить совершенно обескураженное выражение лица, Упала в одежде на кровать, обняла подушку.

— Дура! — обозвала я себя вслух. — Гимназистка пришибленная!

И подумала: «Если он не придет, завтра куплю самоучитель по онанизму». Застонала и укусила подушку.

Он пришел через десять минут. Вернее, и не уходил, топтался в коридоре, собирался с духом.

И первое, что я спросила:

— Почему ты так долго?

Многолетнее воздержание имело смысл, ведь в итоге я получила громадный приз! Но, с другой стороны, я думала (потом думала), что люди занимаются всякой ерундой: ходят на работу, читают книжки, лепят пельмени, выращивают огурцы. А жить надо вот так: слиться и ни о чем не помнить.

Как оказалось, проблемы с воздержанием были не только у меня. И это после трех бравурных актов!

— Я ужасно боялся, — доверительно признался Олег, — что у меня ничего не получится. Никому не говори, — он горько усмехнулся, — но больше года я не спал с женщиной.

— Из-за травмы, — кивнула я участливо.

— Если считать с травмой, то полтора года, — вздохнул он.

— Но ты ведь женат?

— Формально. Мы как два паука в банках. Она в своей комнате, в банке, я в своей. Между нами дочь, последний из мостиков.

— Полтора года — это ерунда! — успокоила я со знанием дела. — А десять лет каково? Можешь гордиться, потешить свое мужское эго, до тебя было десять лет простоя.

— Кира! Пожалуйста! Не надо меня обманывать!

Ложь в качестве утешения — самое унизительное…

— Никогда не вру, — перебила я и поправилась:

— Иногда замалчиваю и в крайнем случае при угрозе для жизни человека могу неумело слукавить. Есть угроза для твоей жизни?

— Но ты ведь замужем! Муж болен, импотент?

— Насколько я знаю, вполне сексуально здоров и на вымирание длинноногих девиц не жалуется.

Пришлось объяснить Олегу особенности моей семейной жизни. Я не хотела разводиться с Сергеем, потому что статус замужней — дополнительная броня.

— Заряжаем бронетанковый! — плотоядно воскликнул Олег и набросился на меня…

— Я очень толстый? — по-мальчишески горько спросил он меня спустя какое-то время.

— Хрупким тебя назвать сложно. Надень кругленькие очки, и станешь похожим на Пьера Безухова.

— Понимаешь, — оправдывался он, — сломал ногу, гипс, костыли, операция, малая подвижность… На двадцать килограмм поправился, разжирел.

— На двадцать? — поразилась я. — Это упаковка пепси-колы!

Лешка обожает пепси-колу. На мои рассуждения о вреде этого зелья он выдвигает контраргумент: сама кофе литрами хлещешь. Возможно, у сына наследственное пониженное давление (кто его мерил?), и ему хватает для подхлестывания сосудов того кофеина, что есть в газированном напитке. Мы покупаем пепси упаковками, по десять двухлитровых баллонов, запаянных в полиэтилен.