Наталья Нестерова - Девушка с приветом

— Сергей Данилович, как вас жена терпит? — улыбнулась Надя. — Вы, конечно, добрый человек, но язык у вас!

— А я с женой не только языком работаю.

Поняла? Все, я ушел. Носова, зайдешь потом ко мне.

Я заглянула к Октябрьскому перед самым уходом. Он тоже собирался домой, натягивал дубленку. Не глядя на меня, пробурчал:

— Можешь взять на этой неделе несколько дней…

— Спасибо, мне не нужно.

— Я сказал: на этой! На следующей ставлю тебя в график операций, будешь ассистировать мне.

— Правда? Спасибо.

— Кушай на здоровье.

По дороге домой меня покачивало, как от усталости. Страдания были душевными, а реакция на них вполне соматической, то бишь телесной. На злополучном перекрестке, где машина сбила Рэя, зазевавшись, я чуть не угодила под колеса автомобиля.

Мимо дома Сержа шла с минимальной скоростью, едва переставляя ноги. Может быть, он сейчас выйдет гулять с собакой?

Мы увидимся… Я сделала крюк, обошла здание, чтобы заглянуть в окна. Света в них не было.

У себя дома мне стало совсем тошно. Не было сил даже придумывать занятия. Я свернулась на диване в позе эмбриона, прижала к животу подушку и тихо стонала. Если за двое суток возможно вырастить в себе такое нестерпимое желание увидеть человека, находиться с ним рядом, касаться его, то что будет через неделю, месяц?

Все затертые фигуры речи — про томление тела, про кровь, которая то стынет, то закипает в жилах, — были вовсе не фигурами, а сущей реальностью. Только червь сомнения — совсем не червь, а удав. Зачем я взбрыкнула, умчалась от Сержа? Подумаешь, какая честная девушка! В постель к малознакомому человеку прыгнуть — запросто, а когда он хочет понять, что ты за фрукт, — гимназистку из себя строишь, в белом фартуке и с голой попой.

Я читала, что глубокие психические страдания могут вызывать вегетативные реакции, вроде рвоты или поноса, но мало в это верила. В самом деле, нелепо звучит: меня стошнило (или пронесло) от большой любви. Теперь поверю. Едва успела добежать до туалета, где мой пустой желудок принялся судорожно выворачиваться.

Доплелась обратно, рухнула на диван, попыталась разобраться в своих смятенных чувствах: пошто мне так неймется? Хочу вновь оказаться в объятиях Сержа? Безусловно.

Сладко. Мечтательно. Но не это главное.

Есть соединения приборов, которые входят один в другой прочно, без щелей, в космической технике, например. Приставили, резьбу закрутили, сверху шайбу повернули, щелк — все, намертво, герметично. Я не просто встретила свою половинку, я встретила человека «по резьбе» своего. С другими может быть тесная связь, но только с ним возможно сращивание — как у сиамских близнецов, защищенная изолированность — как на космическом корабле.

Недаром мы с Сержем стали говорить о сокровенном, едва вернулись на землю. И не от обиды я умчалась — от страха. Жутко стало, когда почувствовала: впервые в жизни так плотно вкручиваюсь в человека, что посторонней молекулы в зазоре не остается. А капризы и обиды — чепуха, дезертирские уловки растревоженного сознания, пошлые ужимки показной невинности.

В Серже без следа растворились и мое плебейское достоинство, и женская гордость. Я визжать готова от восторга, что он умнее и выдержаннее меня, спокойнее и мудрее, старше по возрасту и богаче по содержанию. Если продолжить космические сравнения, то он — чудо орбитальной техники, открывшее шлюз для стыковки с примитивным челноком. Ох и худо мне на земле! Тянет ввысь.

Говорят, страсть безрассудна, а я ветвисто рассуждаю. Нет, это о другом: в том смысле, что любовь-то зла, полюбишь и…

Сидит Серж в данную минуту и сокрушается, что поторопился с холодильником, — надо было раньше девушку соблазнить, малыми затратами бы отделался.

От звука телефонного звонка я вздрогнула, как от резкого крика в ухо. «Он! Он! Он!» — застучало в голове. Звонила Ирина.

— Я еще похудела! — радостно известила она.

— Молодец. Ир, плохо себя чувствую, не могу говорить.

— Что с тобой?

— Отравилась.

— Несчастная, чем?

— Любовью.

— Чем-чем?

— Консервами.

— Я говорила, что пристрастие к морским гадам тебя до добра не доведет?

— Необязательно к морским.

— Что ты бормочешь? Рвота была?

— Была.

— А понос?

— Осталось дождаться.

— Тебе нужны куриные пупочки! Это, знаешь…

— Знаю. Все, Ирка, пока.

Ирина суеверно боялась лекарств. Пилюлям и микстурам предпочитала народные средства. Однажды чуть не отправилась на тот свет, игнорируя антибиотики и лошадиными дозами поглощая прополис во время тяжелого бронхотрахеита. К счастью, у нее с тех пор образовалась аллергия на продукты пчеловодства, но она упорно продолжала заготавливать гранатовые корочки и перегородки грецких орехов, куриные пупочки и различные травки. Я не могла внушить подруге: чем длиннее список побочных эффектов лекарства, тем более солидную проверку оно прошло. Как только Ирина видела перечень побочных действий и противопоказаний в аннотации на препарат, тут же обзывала его отравляющим веществом. И при этом она могла купить с рук у подозрительных велеречивых личностей какой-нибудь корень придунайский молотый, «избавляющий организм от шлаков за один прием».