Наталья Нестерова - Вызов врача

— Ирина Николаевна! — позвала Верочка. — Чей-то вы в окно так долго смотрите? Пять минут третьего, нажимаю?

— Нажимай! Верочка, я уже говорила, что счастлива работать с тобой?

— Ой, чей-то вы! — радостно вспыхнула девушка, давя пальчиком на кнопку, которая включает лампочку над дверью кабинета «Входите».

«Чей-то» имело у Верочки множество интонаций и заменяло в словарном запасе десятки выражений.

— Чистая правда! — заверила Ирина. Повернулась к вошедшему пациенту: — Здравствуйте! Садитесь. Ваша фамилия? Есть карточка?

До конца приема оставалось полчаса, когда пришла Стромынская. Не обращая внимания на пациента — старичка с артритными пальцами, сражавшегося с пуговицами на рубашке, — спросила:

— Сколько стоит пальто твоего мужа? Я своему тоже хочу, драповое черное и длинное.

— Вера, выпиши направления на анализы: кровь общий, моча, — диктовала Ирина, — и на УЗИ сердца. Не помню, — ответила она Стромынской. — А где ты видела Павла?

— Да только что в коридоре, он ведь от тебя шел. Обозналась, подумала Ирина. Вытащила записную книжку, отданную матерью, и протянула Стромынской:

— Твоя?

— Моя. Откуда она у тебя?

— Степанова вернула.

— Все-таки она стащила, а мне врала, что не ее рук дело. Еще сказала, что я… но это ладно, — осеклась Стромынская, как человек, чуть не сболтнувший унизительную для себя информацию. Но после секундного колебания (обида пересилила соображения конспирации) все-таки выложила: — Эта грымза заявила, что не доверила бы мне клистир поставить. Представляешь? Мне! Врачу первой категории, с двадцатилетним стажем!

Ирина полностью разделяла точку зрения матери на профессиональные качества Стромынской, но вслух этого, естественно, произнести не могла.

— Послал тебе бог пациентку на участок! За какие грехи? — продолжала Стромынская. — Я от нее вышла, семью потами обливаясь.

«Получив конверт с деньгами, — мысленно продолжила Ирина, — и еще продукты прихватив. Достойная плата за получасовое заточение в туалете».

— Спасибо! Я пойду? — спросил старичок пациент, напуганный тем, что в его присутствии врачи перемывают косточки больным.

— Присядьте, — показала Ирина на стул, — мы еще не договорили. Я звонила в больницу, — обратилась она к Стромынской, — Краско умер, двусторонняя пневмония.

Стромынская не посчитала нужным изобразить печаль или раскаяние, пожала плечами и поведала то, ради чего пришла:

— Я у главного на завтра отпросилась на полдня, тебе мои вызовы запишут. Пока! Бывайте!

— Чей-то все гадины так хорошо устраиваются? — не стесняясь пациента, возмутилась Верочка, когда за Стромынской закрылась дверь.

Ирина перевернула карточку, прочитала на первом листе имя больного и обратилась к нему:

— Иван Александрович! Вам необходимо пройти обследования, по результатам которых…

Стромынская не обозналась. Она действительно видела в коридоре Павла, стремительно шагавшего, не ответившего на приветствие, в расстегнутом пальто.

Во искупление вчерашнего приступа ревности

Павел решил встретить жену после работы. На подходе к кабинету Ирины его ноги вдруг отяжелели, а лицо окаменело. У стены стоял мужик и читал газету. Явно не пациент, явно дожидается Ирину. Отлично знакомая поза, сам так не раз стоял, отгораживаясь газетой от сидящих на лавке больных.

Павел прошел в конец коридора, изображая идущего по делу (какого лешего, для кого спектакль?), дернул закрытую дверь процедурного кабинета, развернулся и двинул в обратную сторону. Отчетливо услышал, как спросили «ухажера»:

— Вы последний?

— Нет-нет, я не на прием.

«Не на прием! Не на прием!» — пульсировала кровь в ушах. Кажется, кто-то поздоровался с ним, Павел не ответил. У гардероба нечаянно толкнул плечом женщину, прошипел сквозь зубы извинения, будто проклятия.

Выскочил на улицу, в лицо ударил морозный ветер, распахнул незастегнутое пальто. Холода Павел не ощущал. Он кипел, раскалился докрасна от гнева и ярости. Как чайник. «Я и есть чайник», — думал Павел, подставляя разгоряченное лицо ветру.

Вспомнились Ирины слова, не раз повторенные: «Ты обладаешь удивительной способностью заводиться с полоборота из-за пустяков». Она еще прибавляла: «Живем не тужим. Тишь, гладь, божья благодать. Вдруг — бах! Трах! Замыкание, искры во все стороны, пулеметная очередь, артиллерийская канонада, танковая атака! Окопы сровнялись с землей. Сдаюсь! Бери меня в плен! Только не стреляй, зачехли орудия!»