Герхард Рот - Тихий океан

Ашер помнил, что инкубационный период бешенства может быть короче, но в среднем он составляет сорок дней. Откуда она знает, что причина именно в этом? Он что, сам ей об этом рассказал? Почему он не пошел к врачу? И что стало с собакой?

— Это было сегодня днем, — добавила женщина.

Раненый глядел на Ашера, на лбу у него выступила испарина, дыхание с хрипом вырывалось из груди.

— Покажите ногу, — велел Ашер.

Он отогнул одеяло и увидел, что икра у раненого завязана льняной тряпкой, перехваченной аптекарской резинкой. Он быстро ее разбинтовал. Рана оказалась небольшая, но глубокая. Вне всякого сомнения, он потерял много крови.

— Осторожнее, смотрите, как бы он вас не укусил, — предупредил трактирщик.

— Ничего страшного, — откликнулся Ашер, хотя сам не был в этом уверен.

— Это опасно, — поддакнул другой.

— Скажите, вы слышали о бешенстве? — спросил Ашер раненого, заглядывая ему в лицо.

— А то как же, — ответила за него жена. — Мы и листовку из окружного управления получили. Он же помогает загонщикам на охоте, вот они его и пригласили с собой на лекцию. К врачу собирался завтра. Сказал, что еще денек потерпит.

— Попробуйте выпить глоток воды, — попросил Ашер, сев на постель.

Раненый покачал головой.

— Не могу, — ответил он.

— Нет, попробуйте, и увидите, что сможете, — настаивал Ашер.

Но раненый отпрянул к изголовью постели и затрясся.

Ашер рассмотрел его внимательнее. Волосы у него растрепались от лежания на подушке, на вид ему было лет сорок, руки у него были потрескавшиеся, мозолистые, ногти широкие, выпуклые. Из-под рубашки виднелась тощая грудь. На шее выделялся острый кадык, глаза заплыли настолько, что Ашер не различал их цвет, возле губ залегли глубокие морщины. Вероятно, его мучила язва желудка.

— Он работает? — спросил Ашер.

— Да пьет он, — ответила жена. — Работает в строительной фирме в Санкт-Мартине.

С крашеными волосами, маленькая, толстенькая, она говорила пришепетывая. Отвечая на вопросы, она переводила взгляд с трактирщика на гонца и только напоследок глядела в глаза Ашеру.

Он заметил, что трактирщик тоже озабоченно на него смотрит. В своих очках он смахивал на состарившегося школьника.

— Хорошо, — сказал Ашер. — Он сейчас успокоится.

Нужно было только убедить его в том, что с ним не произойдет ничего страшного. Он склонился к раненому и стал его уговаривать. Мол, он вообразил, что у него болезнь, описанная в просветительской листовке.

— А поскольку вы все-таки не обратились к врачу, вас мучили угрызения совести. А потом время шло, и вы и вовсе испугались.

Раненый молчал.

— Смотрите: вы выпьете глоток воды, и я оставлю вас в покое до приезда доктора.

Он взял со стула стакан с водой. Рукав его пальто скользнул по поле, издав еле слышный свист. Тут он почувствовал, как же он устал. Он совладал с собой, свободной рукой поддержал голову раненого, помог ему приподняться и заставил его сделать глоток. Ему бросилось в глаза, как выступают у раненого под кожей запястья и костяшки пальцев, руки у него больше не дрожали.

— Вам надо немного поспать, — предложил Ашер.

Раненый покачал головой.

— Хорошо, тогда просто полежите спокойно, а мы с вашей женой подождем, пока не приедет доктор.

— Мы посидим в кухне, — сказал трактирщик, выходя из комнаты.

Женщина вытащила из кармана передника мятый носовой платок.

— Ничего страшного. Завтра… — начал было Ашер.

— Да, завтра… — перебила его женщина.

Потом она высморкалась и встала.

— Пил бы он поменьше, — спокойно заключила она.

На Ашера вновь навалилась усталость. Раненый закрыл глаза и лежал без движения.

Доктор был высокий, стройный человек лет шестидесяти. Он ушел в комнату раненого и долго не показывался. Один угол кухни был отгорожен занавеской, за которой спал ребенок. Никто не перемолвился с Ашером ни словом. Доктор тоже ограничился тем, что молча на него поглядел, Ашер и сам не мог решить, узнал он его или просто любопытствует, кто это. Сероглазый, с печальным, измученным от бессонной ночи лицом, он, по-видимому, был неразговорчив. Тем временем хозяйка дома поставила на стол бутылку вина и длинным ножом принялась нарезать белый хлеб.

— Мы есть не будем, мы же только что со свадьбы, — предупредил трактирщик.

Она перестала нарезать, но ничего не убрала, а села на стул поодаль. Ашер вспомнил о ночах, проведенных в больнице. Чаще всего он спал в дежурной, пока не требовалась неотложная помощь и его не будили к больному. Как тяжело было просыпаться, особенно к рассвету.