Станислав Сенькин: Семь утерянных драхм

В своей классической версии, как мне рассказывал один бывший преподаватель философии, легенда звучала так…

…Случилось это в счастливое время правления князя Ивана Калиты. Москва была еще не очень большим городом и на её окраинах стояли слободы и монастыри, при которых кормилось множество нищих, стекающихся сюда со всей Руси, дабы получить милость от князя.

Тогда на месте трех вокзалов были топи, а рядом протекала грязная речушка Чечера. Это было совсем безлюдное место — никто не хотел здесь строиться. По преданию, в дохристианские времена здесь находилось мерзкое капище Мокоши, которой язычники подносили золото и меха.

И вот на этом-то болоте был построен монастырь. Обычно обители строили в самых красивых местах, рядом с источниками и чистыми реками. А этот монастырь стоял прямо посреди болота на острове из черного рыхлого песка, рядом дымились торфяники, из недр которых исходили ядовитые испарения, от чего мутился разум. Добрые христиане сторонились этого места, считая его обиталищем нечистого духа.

Возможно, воздвигнув монастырь, строители хотели очистить это скверное болотистое место от бесов молитвами монахов. Или какой-нибудь князь-язычник, внешне исповедовавший Православие, хотел ублажить своих славянских богов. Никто точно этого не знает. История изгладила из своей памяти даже, чему или кому была посвящена эта обитель. Говорили, что раньше здесь подвизался один монах из княжеского рода, которого братия погнала из родного монастыря, уличив его в грехе Иуды — сребролюбии. Гордый монах, несмотря на свою страсть, был большим аскетом, и вокруг него собралась группа единомышленников. Так вырос новый монастырь. Но не суждено было этой обители стать духовным центром древней Руси.

Монахи монастыря славились скупостью и жестокосердием. Они получали богатые пожертвования от родовитых людей. Митрополиту жаловались, что обитель процветала потому, что игумен тайно, ради денег, благословлял молиться за самоубийц и сгоревших от вина. Что он вписывал их имена в синодик для «вечного поминовения». Также он якобы крестил уже умерших в язычестве по просьбе их богатых родственников, которые выкапывали прах язычников и тайно перевозили в обитель. Игумен лично проводил обряд крещения над останками, затем прах хоронили на небольшом пятачке земли посреди болота, на котором и стоял монастырь. Так вокруг монастыря выросло целое кладбище родовитых язычников.

Внешне в монастыре все было благопристойно — братия ласковой и смиренной, а игумен радушным, но золото мутило очи, и монахи погружались в пучину колдовства и пьянства. Дьявол взял их под свое покровительство и затуманивал умы паломников внешним благочестием.

Богатства обители росли вместе с умножением в нем нечестия. Долготерпеливый Господь ждал, что монахи одумаются и покаются, но они с каждым днем все больше озлоблялись. Игумен учил братию втайне, что сребролюбивый Иуда, на самом деле, правильно сделал, предав Христа, иначе бы не было самого чуда искупления.

Монахи стали исповедовать особое тайное учение, согласно которому истинный искупитель и есть Иуда, который пошел в ад ради того, чтобы люди спаслись. Подобное не могло продолжаться вечно в православной Руси. Небесная кара для сребролюбцев и богохульников была неизбежна.

И вот однажды в ненастный осенний день постучался в двери монастыря исхудалый паломник в ветхом плаще, больше похожем на рубище, и жалобно попросился на ночлег. Шел ливень, а вокруг болота рыскали стаи волков. Монахи, позабывшие заветы Христовы, надсмеялись над нищим. Его убогий вид и ветхая одежда вызывали у них только презрение. Привратник стал гнать нищего вон.

Но тот еще стоял под вратами, промокший и озябший, и попросил вынести ему хотя бы краюху хлеба. Но, увы! Черными словами отвечал ему привратник и пригрозил натравить на него собак. Тогда странник поднял свой посох и призвал гнев Божий на обитель и монахов. Затем повернулся и широкими шагами начал удаляться прочь. Тучи странным образом разбежались, и выглянуло солнце.

Испугался привратник гнева Божия и побежал к игумену доложить о необычном нищем, его проклятии и внезапной перемене погоды. Игумен сидел в своей келье, положив руки на голову — страшные думы тревожили его, боялся он наказания за свои преступления против веры и Бога. Приказал тогда наместник вернуть странника, накормить и принять на ночлег, но того уже и след простыл. Помрачнел игумен, сжал в руках чётки из драгоценных камней; понял он, что неспроста приходил ко вратам монастыря этот странник, вместе с его проклятием обрушится на монастырь и гнев Божий.