Эльчин Сафарли - Когда я без тебя… (сборник)

Есть любовь безбашенная и степенная. Первой, в отличие от второй, отпущено непродолжительное время цветения. Но какой бы ни была любовь, быстро увядающая или долго цветущая, важно суметь пересадить ее из области фантазий, порывов в почву ежедневной осязаемой жизни. Хотя так жаль, что в любви не найти золотой середины…

Ты просил не снимать желтую майку, в которой я любила спать. С детства пижамы внушали отвращение: мне бы чего-нибудь полегче, не ограничивающего свободу движений. Тебе он безумно нравился — этот выцветший, растянувшийся кусок хлопчатобумажной ткани цвета февральского солнца. «Ты в ней такая уютная…» Я тоже была в нее влюблена — в эту мягкую оболочку на два размера больше, преданную спутницу в одинокие и счастливые ночи. Казалось бы, обычная майка, купленная за два доллара в каком-то непримечательном магазинчике. Но между ее нитями, на потрепанном лейбле, в прорезях строчек или волнистом горлышке жило столько чувств, запахов, кристаллов снов, что ни один стиральный порошок не смог бы вывести их. Я и не хотела — это частичка моей маленькой женской истории.

Ты бережно снимал ее с меня, задыхаясь от страсти, боялся повредить, словно в твоих руках оказалось мое сердце. Наверное, желтая майка была безумно счастливой — обогрета с обеих сторон любовью сразу…

Никогда я не держалась за что-либо материальное — преходящие ценности. Но почему-то за желтую майку переживала — боялась порвать, испачкать (обожаю есть шоколадное масло перед сном). В этой майке было что-то такое, что удерживало наши орбиты рядом. А может, она была таинственным любовным талисманом, принявшим самый тривиальный облик?..

Когда мы покупали одежду, я вертелась перед тобой, хотела нравиться. Ты безучастно говорил: «Да, очень идет», каждый раз добавляя: «В желтой майке ты мне больше нравишься…» Я обижалась, просила не сравнивать, в порыве возмущения заявляла: «Ты хочешь видеть меня только в старье, в какой-то тряпке за три копейки!» Ты молчал, не отрывая взгляда от очередного футбольного матча.

Я швыряла обновки в сторону, уходила в спальню, ныряла под одеяло, плакала, обнимая мою желтую подругу китайского производства. Майка преданно впитывала-утирала мои пересоленные слезы, целовала-ласкала мои щеки короткими, но широкими рукавами и в очередной раз доказывала свою верность. Я плакала не из-за обиды на тебя, а скорее из-за какого-то стыда перед майкой. Как я могла обозвать ее дешевой тряпкой? «Прости, дорогая моя, прости…»

Майка хранила сочувственное молчание, превратившись во влажный, помятый клубок в моих руках… Иногда думаю, я ревновала тебя к майке. Какая глупость, но… Ты же говорил, что я тебе больше нравлюсь именно в желтой майке, а не обнаженной, к примеру. Женская ревность (глупость?) быстрее доходит до сумасшествия, чем мужская. Прости меня, майка. Я не со зла…

Ты утверждал, что я отважная. «Смогла пойти мне навстречу, впустила в свое сердце…» Сам же порой становился настолько сентиментальным, что я с трудом тебя узнавала. Неужели это говорит приверженец безудержной легкости в отношениях, жизни «без болливудских драм»? Не хочу сказать, что ты был бесчувственным. Ровно наоборот. Но оттого ли, что мало говорил, оттого ли, что у твоих чувств было сдержанное проявление, — питалась твоими прикосновениями. Их было достаточно, чтобы спешить к тебе, обгоняя рассветы…

Выплакала немало слез на плече Москвы. Да, было время, когда я не стеснялась своей слабости, — не могла проглотить ком, подступивший к горлу и расположившийся у кромки дыхательных путей. И я плакала, пряча слезы под большущими темными очками, — в метро, электричках, переходах, на автобусных остановках и в самих автобусах. Только шмыгающий нос выдавал — надеюсь, окружающие списывали такое поведение на простуду. Хотя меня мало интересовало, кто и что подумает. Стесняться собственных слез — значит не признавать свои чувства. Самое главное — перед самим собою…

Меня призывали стать сильнее. Мне удивлялись, мол, как ты еще не разучилась лить слезы, ведь «Москва по-прежнему в них не верит, детка». Я отвечала, что плачу не для того, чтобы добиться результата, а от горечи, из-за обстоятельств, не зависящих от точки моего положения в пространстве, и уходила сушить феном носовые платки. Почему-то пользование бумажными салфетками делает событие эпизодическим, случайным, как досадный насморк, и не привносит в утирание и сморкание того надрыва, что дают наши верные, душевные платочки…