Александр Карнишин - Почти фантастика

— Знаешь, что, — сказала Танька. — Что-то я уже не хочу этих пышек. Пойдем, пожалуй, в ресторан. Пойдем, а? Выпьем профилактически. А то как-то знобит меня.

— Ну, так ветер-то с Финского… Весна, блин, — щелкнула зажигалкой, отворачиваясь от вездесущего сквознячка, Ирка.

Они пошли налево.

А ровно через пять шагов обе синхронно оглянулись. Потом посмотрели друг на друга и рассмеялись в голос.

— А все равно никто не поверит, — сказала Танька. — Я и сама себе не верю.

— Ты, главное, одна за пышками сюда не ходи, ладно? — заботливо ответила Ирка. — А то здоровье-то уже не то, чтобы по всяким пышечным рассекать.

И они снова рассмеялись.

И кто бы из прохожих понял — чему смеются две солидные дамы, вышедшие из дверей под странной вывеской — «Пышечная»?

— Ох, боженька ж мой… — раздалось со двора.

И что-то громко покатилось, звеня, по высокому крыльцу.

Бог только поежился, ожидая продолжения. Ну, действительно, не очень хорошо вышло, наверное. Большой взрыв получился. Слишком уж большой. Вот сейчас мама и примет какое-то решение, думать о котором пока не хотелось.

Нет, а что вы удивляетесь? У всех богов есть матери. Так и говорят всегда — богоматерь. И учитель рисования, между прочим, всегда становился у окна, когда мама провожала бога в класс, и вздыхал потом пол урока:

— Ах, богиня, богиня…

И отец был самый настоящий бог. Он был по-настоящему всемогущ и всезнающ. Он ремонтировал всему селу мясорубки и телевизоры. Он несколькими движениями пилы и ножа из простой серой доски делал игрушечные сабли и пистолеты — даже лучше, чем настоящие. А однажды приехал на побитой машине какой-то мужик в красном пиджаке, так отец выправил дверь и крыло просто одним молотком. Так выправил, что тот, в пиджаке, при всех поклонился и сказал:

— Ну, ты — бог!

И денег еще дал. Много. Хватило на школьную форму и еще красивые кроссовки, и еще на вкусные конфеты.

Бог сидел у порога на старом половичке, который связала крючком бабушка (ну, да, конечно, бабушка: раз есть мать и отец — обязательно должна ведь быть бабушка!).

Бабушка резала на длинные полоски старые трикотажные свитера, чулки, какие-то тряпки, связывала их в одну длинную ленту, и бесконечно вязала, вязала, вязала крючком, протыкая, цепляя и вытаскивая, и снова туда и сюда… Получались такие яркие разноцветные круглые половички, которые потом дарили всем знакомым, потому что в своем доме под ними уже не было видно пола.

Вот на таком цветастом потертом половичке бог сидел и пытался смешать свет и тьму. Отец давно уже сделал все выключатели и розетки внизу, чтобы было удобно и большим и самым маленьким. Тем более, бабушку согнуло буквой «Г», и она теперь не могла поднимать руки кверху, а щелкнуть по плоскому выключателю внизу ей было просто и легко.

Так вот. Сначала бог делал свет.

Свет надо делать так: он сворачивал фольгу от конфет в тонкую трубочку, вставлял две такие трубочки в отверстия розетки (тут главное — по одной вставлять, а то так шандарахнет, что нимб засветится, — так смеялся отец, когда узнал о делании света), а третью такую трубочку-стержень бог кидал сверху, замыкая контакты. Яркая вспышка, щелчок, искры во все стороны — прямо, как настоящий салют! И можно начинать все с самого начала.

Но фольга очень быстро кончилась, потому что обычно конфеты были в простых бумажных обертках с надписями, или даже еще бывают и без бумажек, как подушечки с повидлом, и теперь бог старательно смешивал свет и тьму. Он медленно и осторожно нажимал на клавишу выключателя, пока не раздавался щелчок, и не загоралась старая люстра на три рожка. Свет! Потом так же медленно он жал до щелчка и выключения люстры. Тьма! Ему никак не удавалось поймать этот щелчок и посмотреть, а что там, посередине, когда уже не свет, но еще и не тьма? Еще раз: свет-тьма, свет-тьма, свет-тьма…

Вот, вот же, получилось ведь!

Но тут за спиной с треском раздвинулись сделанные мамой из бусинок и кусков бамбука шторки, колышущиеся на летнем сквознячке и отгоняющие мух, цепкие пальцы больно схватили его за ухо и мамин голос — очень спокойный голос — произнес:

— А сейчас кто-то пойдет в чулан.

Он и пошел. А кто бы смог не пойти? Если за ухо? Бог — у него ведь тоже уши. Иначе чем ему всех слышать?

А ведь у него все равно получилось смешать тьму и свет! Получилось! Клавиша выключателя стояла в среднем положении, щелчка не было, и не горела люстра…

В чулане за закрытой дверью было почти темно, и только сквозь узкие щели в закрытых всегда по жаркому времени ставнях пробивались тонкие лучи света, в которых плясали пылинки. Здесь пахло старой одеждой, чесноком и немного плесенью. А в углу под влажной тряпкой стоял тазик с глиной. Мама по вечерам лепила игрушки-свистульки, а потом, когда они обсыхали, их раскрашивали всей семьей и совали на противне в печь…