— Сентябрь нас вполне устраивает. Мы хотели бы видеть вас у себя в День танкиста.
— Тогда все осуществимо!
Борис Петрович думал, что именно затем и пожаловал учтивый темноусый подполковник. К нему нередко обращались с подобными просьбами с заводов, из колхозов и воинских частей.
Молодые люди, разумеется, не прислушивались к разговору старших. Внимание Лены приковал к себе Анатолий. Она впервые видела его таким взволнованно-трепетным, необычным. Он весь как бы светился. Девушка не отрывала глаз от его лица, смотрела отзывчиво, почти нежно. Она словно бы вошла в очарованный круг. С ним, с ним, Анатолием, теперь проясненно, без прежних мотаний и счастливо начнется ее жизнь. Ведь в серой обыденности у сердца есть только один великий праздник — любовь!.. И чувство освобождения от надоевшей родительской опеки ширилось в ней, уносило. Куда-нибудь, лишь бы с любимым, лишь ему хотела она смотреть в глаза. Ее обнаженные руки и плечи как бы ждали нетерпеливо любовных ласк…
Не вслушивалась в разговор и Кира Андреевна. Признаться, она была не очень-то рада гостям: опять срывается запланированный поход к портнихе! К тому же, глядя на стыдливо притихших Лену и Анатолия, она подумала: неужели затеяли сватовство? Однако прогнала эту мимолетную мысль и отправилась на кухню. Вскоре Кира Андреевна позвала к себе на помощь и Лену. Анатолий сидел со счастливым, улыбчиво-стесненным лицом. Внешне парень был спокоен. Глаза Лены говорили ему о согласии. И сватовство представлялось ему обычной житейской условностью. Вот выскажутся необходимые в таких случаях слова, и все станет на свои места. Их с Леной нарекут женихом и невестой, а там и до свадьбы — рукой подать. И скоро-скоро увезет он свою сказочную жар-птицу. В навсегда!
А все же он волновался, с той самой минуты, как объявил, что намерен сегодня сделать предложение своей избраннице, что просит замполита быть его посаженным отцом и сватом.
Чугуев начал колебаться: никогда не приходилось выступать в такой роли. Выслушав заверения жениха, что дела «на мази», он согласился. Авось обойдется как-нибудь!..
— Борис Петрович, наверное, трудно было стать актером? Или захотели и стали? — спросил Василий Нилович.
Хозяин весело и снисходительно улыбнулся, качнул в знак согласия продолжить приятный разговор и уверенно, с нескрываемым удовлетворением отвечал Чугуеву:
— Захотел и стал, если упрощенно… А вообще одного желания кем-то стать так же мало, как мнить себя космонавтом, забравшись на крышу высотного дома. Есть такое качество — упорство. Велика его сила, его гений. Оно не дает расслабиться, отступить.
— Неужели и актерам приходится преодолевать такое?
— Иногда тоже. Среди нашего племени были Певцов, Абдулов… Но это минувшее. Если хотите, расскажу более близкий случай.
— С удовольствием послушаем!
— Так вот, в Приуральском селе рос мальчишка. Двадцатые годы, школа с худой крышей, борьба за хлеб, первые самодеятельные представления… Пристрастился парнишка к огням клуба. Днем — подручный кузнеца, вечером — артист. Как играл, судите сами: двух букв не выговаривал.
Борис Петрович усмехнулся, вспоминая, и продолжил:
— В девятнадцать лет впервые попал в настоящий театр в Оренбурге. Смотрел «Марию Стюарт» Шиллера. Задыхался от счастья на галерке. Вот тогда и решил: буду актером! Потом — Москва, Центральный техникум театрального искусства. Теперь такого не существует… Не прошел с первого захода. Сказали: «Куда, голубчик! Речи-то у тебя совершенно нет. А без речи „какой вы актер?“» Приняли только на третий год. Все равно был на седьмом небе. Учился жадно. После техникума сбылась мечта: приняли в театр!..
Но тут война. Бронь порвал — и в военкомат. Хочу на фронт… Под Киевом получил тяжелое ранение в позвонок. Две операции перенес. Полтора года в госпитале провалялся. Костыли, хромота, скованность движений… Но огни рампы маячили вдали, звали. И стал себя преодолевать. Гимнастика, бег, гантели — изо дня в день. Упорно! Через год вернулся на сцену. И даже карьеру на ней сделал. Наверное, потому и полюбил известное стихотворение Евтушенко:
За осознание планеты
Шел Галилей один на риск.
И стал великим он. Вот это,
Я понимаю, карьерист.
Все те, что рвались в стратосферу,
Врачи, что гибли от холер,—
Вот эти делали карьеру,
Я с их карьер беру пример…
— Да с таких карьер можно брать пример, — почтительно заметил Василий Нилович. — Что добыто в труде, выстрадано — дорого стократ. И вообще жизненно лишь то, что взято у жизни с боем.
Читать дальше