Иван Сажин - Полигон

Неподалеку фыркнул мотор, послышался голос часового. Полог палатки качнулся раздвигаясь, и высокая фигура Загорова выросла из темноты.

— Разрешите? — энергично спросил майор. За ним показался и Корольков. У обоих на лицах было написано волнение.

— Входите, входите! — проговорил полковник, вставая. — Ждем вас.

Он разостлал на столе карту, отклонился, давая понять, что готов выслушать пришедших. Едва Загоров сказал, что намерен по оврагу обойти высоту со всеми ее огневыми средствами, не ввязываться в лобовую атаку, как у Одинцова непроизвольно дрогнуло лицо. Он щурил глаза, чтобы не выдать того, что они улыбаются.

И как бы сразу ослабло возникшее напряжение. Верно, верно разгадал удалец тактический замысел! У него даже оригинальнее, чем у командира полка: совсем не наступать с фронта. А ведь и в самом деле, не нужно этого! Достаточно маневра да огневой дуэли… Порадовал, порадовал, комбат!

Одинцов погасил улыбку в глазах, лицо его вновь стало непроницаемым. И едва майор умолк, сухо спросил:

— Значит, атаковать с фронта не считаете нужным?

— В этом нет надобности, товарищ полковник.

— Кто в разведку ходил?

— Лейтенант Русинов.

— Уверен, что сведения не ложные?

— Вполне… С наступлением темноты они будут уточнены. Примем все меры, чтобы сделать овраг проходимым.

Закончив доклад, Загоров почувствовал вдруг, что именно такого решения ждал от него командир полка, что именно таким путем можно добиться победы в предстоящем учебном бою. Густая бровь полковника задумчиво поднялась.

— А если противник услышит и срочно примет меры? Не боитесь оказаться в ловушке?.. Тут ведь можно все потерять.

Комбат не сомневался больше. В голосе зазвучали уверенность и энергичность, которые всегда отличали его.

— Приданная нам пехота выдвигается с началом артподготовки, занимает склоны оврага и сковывает маневр противника. К тому же западные не смогут быстро перекинуть противотанковые средства — они вкопались в землю и лишены маневра. А мы поторопимся. Так что риск почти исключается.

Одинцов еще помедлил, отклоняясь от стола с картой, и вдруг строгое лицо его тронула улыбка.

— Утверждаю твое решение, комбат. Иди и проводи его в жизнь.

— Есть! — Загоров и Корольков, повеселевшие, сделали налево кругом.

Когда шаги затихли, полковник повернулся к своим заместителям — их лица осветились ответными улыбками, — размашисто возвестил:

— Вот и нет больше секрета высоты «Длинная!»

— Да-а, задали вы хлопот комбатам! — усмехнулся Лавренко. — Я уже думал, что ни один из них так и не дошурупает, как взять высоту.

— Не будем обижать людей неверием в них. Но подстегивать их смекалку надо. На то нас и поставили.

Чтобы как-то унять волнение, которое сообщилось ему от удачливого комбата, полковник прошелся по тесному палаточному пространству, со значением сказал своему заместителю по политчасти:

— Вот так, Василий Нилович, рождаются командиры! Чугуев до сегодняшнего вечера не был посвящен в замысел учения, но и он понял, какую сложную задачу поставил перед комбатами Одинцов. Вчера пробовал вступиться за Станиславского, — уж больно несчастный вид имел незадачливый оптимист, когда полковник объявил ему плохую оценку, не обратив даже внимания на участливые слова, произнесенные Чугуевым: «Бывают же просчеты…».

Одинцов так строго посмотрел на него, что замполиту пришлось умолкнуть.

Василий Нилович вдруг понял, что командиру полка хочется продолжить вчерашний разговор, и Сказал о Загорове:

— Этот, как видно, нигде не растеряется.

— Так и должно быть. Мы к боям готовимся, а там некогда будет учиться. И там не двойку будут ставить, а убивать. — Одинцов достал папиросу, прикурил, щурясь. — Знаете, что мне нравится в Загорове?.. Умение точно мыслить. И в разведку пошлет, кого надо, и выводы сделает. Это врожденный мастер боя. Корольков ему не помощник — так, за технического оформителя… Только не думайте, что Загорову легко далось решение. Видели, как он робел перед докладом? Труден хлеб командирский. Чтобы его честно есть, надо светлую голову иметь.

— Да, Загорову нынче пришлось крепко попотеть! — хмыкнул Лавренко. — Как видно, сомневался в верности принятого решения.

— Плох тот командир, который ни в чем не сомневается. Знаете, почему? — Обычно задавая в разговоре вопросы, Георгий Петрович сам и отвечал на них. — Потому что в случае прокола у самоуверенного нет запасного варианта. У сомневающегося таких вариантов два-три.