Иван Сажин - Полигон

Восхищенная тишина плыла над солнечно открытой поляной. На щеках Анатолия ярко полыхал вишневый румянец. Между тем генерал повернулся к полковнику Одинцову:

— Так что, Георгий Петрович, ваш воспитанник Русинов? Вы так обнимали его вчера.

— Нет, это загоровская гвардия, — рассмеялся Одинцов. — Чужие заслуги, говорят, грех присваивать.

— Что ж, приятно слышать. — Генерал вновь повернулся к Загорову. — О командире полка судят по его подчиненным. Толкового офицера вырастили, подполковник!.. Сколько времени командует он ротой?

— Третий месяц.

— Стаж, конечно, небольшой. Значит, из молодых да ранних? Понятно, понятно… Садитесь!

Затем пошла речь о недостатках, которые, как известно, всегда бывают на учениях. Кто-то там не знал своей задачи, кто-то по халатности допустил поломку машины. И когда генерал говорил об этом, его крутые, с изломом брови то возмущенно поднимались, то пасмурно сходились на переносице.

Все это уже не относилось к Евгению, никак не задевало его, и он отдался обжигающим его самолюбие мыслям: «Вот и опять обставил меня Толька». Было обидно и досадно на себя, нерадивого. Ведь и он мог бы идти по досрочной дороге. Вместе с Русиновым…

Разбор учений вскоре закончился, офицеры начали расходиться. Евгения и Анатолия подозвал к себе полковник Одинцов, заговорил, пытливо глядя на обоих:

— Все ж решили разлучиться?

Они недоуменно переглянулись. Впрочем, Евгений уже догадался, о чем речь, но пока еще не понимал, почему его судьбу решает все-таки Одинцов. И как он узнал?

— Я вижу, Русинов не в курсе.

— Я пока никому не говорил, — зарделся Евгений. Анатолий во все глаза смотрел на полковника и на друга.

— Что ж, всему свой час, — Одинцов достал папиросу. — Закуривайте. Пришел на вас, Дремин, запрос из Ульяновского танкового училища. Мотивируют тем, что вы имеете склонности к преподавательской работе. Вот кадровики и поручили мне рассмотреть это дело. — Он прикурил и помахал рукой, гася спичку.

— Ты что, сам попросился в училище? — спросил Анатолий.

Он теперь все понимал, и понимал, что побудило товарища на такой шаг. Евгений приминал ногой податливую кротовую кучу.

— Меня туда пригласили. Отказываться не стал.

Полковник затянулся всласть дымком, говоря:

— Что ж, Русинов, решай судьбу своего друга. — Мы не так уж богаты, чтобы разбрасываться строевыми офицерами, но и желание человека надо учесть… Короче — решай.

Одинцов как бы играл в незаинтересованность, а сам хотел узнать мнение ротного, — тому лучше всех известны склонности и недостатки лейтенанта Дремина.

— Да, задача посложней, чем на учениях, — невесело усмехнулся Анатолий. — Конечно, душа у него больше лежит к училищной аудитории, чем к полигону. И это, я думаю, решающее доказательство. Преподавательские наклонности у него есть, конечно. Да и отец был учителем.

— И тебе не жалко отпустить его из роты? — спросил Одинцов. — Ведь без командира взвода останешься до следующего года. Свободных офицеров-танкистов ни в части, ни в округе нет.

— Как-нибудь перебьемся, — неунывающе отвечал Русинов. — Дадим училищу взаймы, чтобы при выпуске вернули с прибавкой.

— Ладно, взаймы так взаймы, — согласился Одинцов и привлек к себе Евгения. — Счастливого пути в преподаватели!.. Приказ о вашем отчислении прибудет недельки через полторы. Ждите.

Пожатие его руки было напутственным, отцовским. Только теперь Евгений проясненно понял, как дорог ему суровый полковник, как много он сделал для него за минувшие два года.

— Спасибо, Георгий Петрович! — сказал он растроганно.

— Спасибо и вам за службу… Но о полигоне все же не забывайте. Отсюда начинается и солдат, и офицер, и полководец.

Прощаясь с Анатолием, Одинцов задержал его руку.

— Далеко увидели тебя, орел, на этих учениях! Далеко… Не зазнавайся только, не обленись, не погуби в себе божью искру… Живи, Русинов, на зло врагам!

Подозвал стоявшего в сторонке сына Владимира, повел к своей машине, что стояла в ельнике. Анатолий и Евгений с минуту смотрели им вслед. Они тоже чувствовали себя сыновьями полковника Одинцова. Старшими сыновьями, уже получившими отцовский надел.

В этот погожий осенний день аэропорт жил обычной суматошно-кипучей жизнью. Подходили и отходили троллейбусы с пассажирами, юркие такси, автомобили разных марок. Репродукторы вещали о посадке и убытии самолетов. И оглашая людскую суету раскатистым гулом, взмывали и садились сереброкрылые воздушные лайнеры.