Вячеслав Букур - Тургенев, сын Ахматовой (сборник)

– Что там, – спрашиваем, – у вас ночью загрохотало, в квартире?

– А, это у Петьки пластмассовая девка упала. Натуральных-то у него нет, кто к нему пойдет!

Петя нам про эту пластмассовую Венеру тоже рассказывал. Строгая дверь, он подробно поведал историю крушения своей работы. Хорошая была сторожевая служба в магазине одежды. Для рекламы там использовали эту пластмассовую Венеру. Были еще в большом количестве ноги пластмассовые, как бы обрубленные по верхушке бедра, они, как кегли, стояли рядами вверх носками – все в разных чулках. Луноликая директриса не раз спрашивала у Пети: «Ночью эти ноги не сводят тебя с ума?» И Петя бодро отвечал: «О, эти задранные ноги! Вы, наверное, это специально наставили, чтобы сторож не спал. Но куда деваться-то? Вы ведь меня на ночь снаружи закрываете!» И он жадно пожирал взглядом плотные телеса директрисы.

Потом магазин лопнул. Вместо выходного пособия Пете дали разную нераскупленную одежду и вдобавок – эту пластмассовую Венеру на петельке да две ноги. «Пользуйся!» К шее Венеры была приделана петелька; она, наверное, и оборвалась. Так подумали мы. И даже сказали об этом Пете. Петя расстроился и крепко выпил. Потом вдруг пропал.

Месяц нет, два. Три, четыре. И вот – минуло полгода. Он не появился.

В общем, Ошевы остались в четырех комнатах. И какую бешеную деятельность развили. До нас все время доносились созидательные звуки: Никита то пилил, то строгал, то что-то долбил. Близнецы Трофим и Эдуард (Трофян и Эдюша) хвастались во дворе, что у них теперь не двухэтажная кровать, а по дивану у каждого, причем в разных комнатах.

– А у меня диван, ц-ц-ц, в отдельной комнате диван, ц-ц-ц, а у Эдюши – ц-ц-ц – через стенку с мамой и папой! – говорил нам Трофим, когда нас пригласили через полгода в понятые.

Позвали, точнее. Петр Семиумных пропал окончательно, и мы могли лишь подтвердить, что вещи его видели и были они такие-то. Акт подписали о наличии имущества. Но какое там имущество – просто пластмассовая расчлененка. Тут-то мы и вспомнили, что эта самая пластмассовая Венера якобы упала полгода назад. А может, не Венера упала? Может, это другое тело упало? И мы вдруг переглянулись за спиной участкового – такого здоровенного, в кожаной куртке. Из всех признаков участковости на нем была только форменная фуражка.

Дома мы все это подробно обсудили.

– Неужели Ошевы куда-то дели Петю? В те же дни, когда бабу Лизу выжили…

Баба Лиза, кстати, регулярно приезжала в гости и ко всем в подъезде заходила, чтобы поговорить, запастись разговорами на месяц вперед. «Все перетерпеть надо, – сказала она нам. – Будем вместе с праведниками». И положила в стакан восемь ложек сахара, при этом покраснев вся.

После ее ухода мы продолжали обсуждать исчезновение Пети.

– Почему же упало что-то и подпрыгнуло? Может, в самом деле это пластмассовая Венера? Она же пустотелая.

– Тогда где сам Петя?

– Но как бы они могли его убить – дети дома!

– Детей димедролом усыпить могли, под видом лечения от аллергии или чего-то еще… По телику-то видят, что убивают направо и налево, и вот результат. Вон Черных пришел в больницу сына навестить, а нашел его под лестницей, всего избитого. Его, десятилетку, в палате четырнадцатилетние подростки учили, как салагу в армии. Разве раньше такое было? А трое друзей на рыбалке изнасиловали четвертого! В Ленинском районе… Всем по двенадцать лет только.

Тем не менее с Ошевыми у нас были самые соседские отношения. Потому что презумпция невиновности в самом деле существует. Не было у нас никаких реальных доказательств. Когда Яна попросила картину «Полет лебедя», мы дали, конечно; Никита приходил спросить, что такое «фероньера, фероньерка», и ему ответили:

– Это украшение женское, на лоб, – из драгоценных камней обычно.

Однажды в святки Никита явился к нам в виде крутого: майку надел черную, на которой белыми буквами было написано «Блэк болз», очки тоже черные – казалось, будто он весь за очками спрятался. Не узнали мы его – даже голос стал хриплым: «Ну, можно тут у вас оттянуться?!» Он слышал, конечно, снизу, что топот, гости у нас.

– Западная цивилизация чем плоха: там уважают, но не любят, – говорил он в этот вечер. – А у нас любят, любя-ат! Но опять же – не уважают. Но ведь что важнее: любят! – И он с пророческим видом почему-то тыкал пальцем в сторону холодильника.

Кто-то из гостей ему сказал, из наших: мол, сейчас заявлю тебе, что люблю тебя, и в морду дам. Понравится?

Никита скривился и ушел.