Виктор Астафьев - Прокляты и убиты. Шедевр мировой литературы в одном томе

– Здесь я, здесь, – отозвался майор из ниши. – Грузите раненых, девушки, самых тяжелых берите. А я еще ничего, да и замениться некем. Я подожду.

– Ну, как знаете, – сказала Нелька, сидя на корточках под яром, покуривая толсто скрученную цигарку.

У лодки распоряжалась Фая – прибранная, черноглазая девушка в побитых, но все равно красиво облегающих икры сапожках. Возле нее уже хлопотал, помогал не помогал, но балаболил: «У бар бороды не бывает», – Леха Булдаков, однако скоро убедился, что не будет ему здесь успеху, подсел к Нельке:

– Дала бы ты мне закурить, подруга, а то так жрать хочется, аж ночевать негде… – Нелька, наблюдая одним глазом за тем, что делается возле лодки, другим прошлась по Лехе – наглая, широкоротая рожа, нос картофелиной рос да ножкой гриба подосиновика оборотился, еще и молотили на этой роже чего-то, скорее всего бобы. Но что-то есть в этом ухаре и привлекательное, располагающее, да разбираться недосуг. Нелька сунула пластмассовую немецкую коробку с махоркой Булдакову: «Отсыпь», – и объявила, что может взять еще одного человека, если он управится на гребях и заменит ее. Гребцов нашлось более, чем надо, – брели, ползли, ковыляли.

– Нужен мужик покрепче! – властно сказала Нелька и, сдернув с себя плащ-палатку, укрыла ею раненых. Сделалось видно теплую безрукавку, из-под которой торчали погоны с двумя звездочками и кончик побелевшей кожаной кобуры.

«Лейтенант!» – отметил Леха Булдаков и с сожалением вспомнил, что лейтенанта еще никогда в жизни не пробовал и попробует ли, на этом плацдарме положительно не решишь.

– Так, значит, не поплывете, товарищ майор? – занеся ногу над бортом лодки, переспросила Нелька и, услышав что-то неразборчивое, мимоходно бросила: – Ну, как знаете! – и под нос себе: – герой, едрена мать. А ну, кавалер, толкни! – приказала она Булдакову.

«Во, баба! Во, бомбандир!… Ну нету время поближе познакомиться» – наваливаясь на лодку, мотал головой Булдаков.

Как только тяжело груженная лодка зашорохтела по камешнику, из поймы ручья ударил пулемет, да, слава Богу, выше и дальше. Ни Фая на корме, ни Нелька, державшая на коленях раненного в голову лейтенанта, из тех еще, что переправились далеким-далеким днем со взводом, – даже не шевельнулись, не поклонились визгнувшим над ними пулям. Эти девицы видали виды, пережили кое-что и похлеще пулеметного огня.

– Не чеши муде-то, не чеши, – проворчал из-под земли Финифатьев, – девкам плавать да плавать, пулемет мешат. Што как заденет?

– Де-эд, я один на фронте? Хер с им, с тем пулеметом!

– Хер с им, хер с им! А сам перед ей хвост распустил: «У бар бороды не бывает, у бар бороды не бывает…».

– И не зря! Табачком вот разжился! Она б тут на часок обопнулась, дак и ишшо че-нить выпросил бы.

– Ox, ox! Так уж бы вот и выпросил?! Вопше-то про тебя, видать, сказано, хоть ты и беспартейнай: «Нет таких крепостей, каки бы большевики не взяли!» Давай суды табак, в кисет ссыплю. А то выжрешь весь и станешь бычки по берегу собирать.

– Насобираешь тута! Де-эд, в кишках вой – жрать охота.

– А поди, поди по речке, рыбки пособирай, яблочков, пулемет-то попутно и засечешь.

– Де-эд, а убьют.

– Ково-о-о? Тебя? Не смеши-ко ты ие, она и так смешна.

– Де-эд, ково ие-то, поясни.

– Я те, маньдюку, поясню, я те поясню. Рыбки насбираш, сварим, пока туман, у меня сольца припрятана.

– Э-эх, де-эд, дед, никакого в тебе сочувствия. Сплотатор ты, хоть и коммунист. – С этими словами Булдаков, закинув винтовку на плечо, проворно юркнул за выступ яра. Оказавшись в речке Черевинке, зорко огляделся, еще бросок сделал – и никто бы сейчас не узнал в этом, еще минуту назад ваньку валявшем, оболтусе, лениво препиравшемся со своим напарником, того парня, что вроде бы и в росте убавился и кошачьи-гибок, стремителен сделался.

Через полчаса он вернулся, бросил вещмешок к ногам Финифатьева, упал спиной к осыпи, выпустил дух: «У-уффф! Ну, война…»

В мешке Финифатьев обнаружил все ту же падалицу груш и яблок, что реденько выкатывала Черевинка к устью, и сразу тогда бросалось несколько человек за теми яблочками, и не одного человека уж убило. В кармашке рюкзака пригоршни две малявок и усачей было, красноперый голавлик тут выглядел великаном. Среди падалицы обнаружилось даже несколько картофелин, Финифатьев возликовал:

– Олех! А картошки-те где взял? Бог послал, аль по огородам лазал?

– Бог, Бог… Он пошлет!… Ручей этот вершиной задевает край деревни. Бомбами из огородов закинуло плоды. Я подобрал. А пулемет не нашел. Молчит, падлюка! Нажрался и спит, небось. А тут голодный воюй и промышляй, лодка приплывет – палить начнет. Ты вот командир боевой, нет, чтобы шумнуть тута, немца потревожить, залез в землю и бздишь горохом.