Харуки Мураками - Трилогия Крысы. Мировой бестселлер в одном томе

— Ужасно дурацкая чушь! — сказала она. — Я с такими мужчинами на свидания не хожу.

— Ну, что ж… Логичная позиция, — сказал я, поворачивая руль и выводя “субару” со стоянки. — Но, видишь ли, иногда люди влюбляются друг в дружку просто так, безо всякой логики. Просто нравятся друг другу — и хоть ты тресни. Любовь называется. Когда ты подрастешь еще немного, и тебе купят лифчик — сама это поймешь.

— Я тебе сказала— у меня уже есть!! — крикнула она и замолотила кулачками мне по плечу. Так, что я чуть не въехал в огромный красный мусорный ящик у дороги.

— Шучу! — сказал я, остановив машину. — Понимаешь, мы, взрослые, так общаемся: то и дело подшучиваем друг над другом, а потом вместе смеемся. Возможно, я не лучший в мире шутник. Но тебе все равно придется к этому привыкнуть.

— Хм-м… — протянула она.

— Хм-м… — протянул я за ней.

— Псих ненормальный, — сказала она.

— Псих ненормальный, — повторил я за ней.

— Прекрати передразнивать!! — закричала она.

Я прекратил — и снова тронул машину с места.

— Вот только бить человека за рулем категорически запрещается. Тут я уже не шучу, — сказал я. — Иначе все умрут — и ты, и он. Вот тебе Второе Правило Классического Свидания. Не умирай. Живи дальше во что бы то ни стало .

— Хм-м… — протянула Юки.

На обратном пути Юки не сказала почти ни слова. Откинувшись на спинку сиденья, она расслабилась и дрейфовала в собственных мыслях. Иногда казалось, что она спит, иногда нет — но выглядело это примерно одинаково. Кассет никаких больше не ставила. Я на пробу велючил “Балладу” Джона Колтрейна; она не стала возражать. Что бы ни играло, похоже, в эти минуты ей было все равно. И потому я гнал машину по шоссе, тихонько подпевая колтрейновскому саксофону.

Ночная дорога Сёнан-Токио, которой мы возвращались, была до предела скучна. Я только пялился на стоп-сигналы машин перед носом. Ни о чем особо не говорилось. Когда мы въехали на столичный хайвэй, она проснулась и до самого дома жевала жвачку. Да еще выкурила одну сигарету. Пыхнула разика три-четыре и выкинула в окно. “Закурит еще одну — начну ругаться”, — подумал я. Но она больше не закурила. Чутье. Она отлично чувствовала, что у меня на уме. И понимала, как с этим следует обращаться.

Я остановил машину перед ее подъездом. И сказал:

— Вот мы и дома, Принцесса.

Она завернула жвачку в фантик, скатала в шарик и положила на приборную доску. Потом вялым движением распахнула дверь, выбралась из машины — да так и ушла. Не попрощавшись, не захлопнув дверь и не обернувшись. Трудный возраст. А может, просто месячные. Как бы то ни было, все это странно напоминало очередное кино с Готандой. Ранимая девочка трудного возраста… Да, черт возьми, уж Готанда бы нашел с ней общий язык. В такого собеседника, как он, Юки бы просто втрескалась по уши. Непременно. Иначе кино не получится. И тогда… Проклятье. Опять сплошной Готанда в голове. Я помотал головой, перегнулся через сиденье, захлопнул дверцу. Бам-м. И, напевая “Red Clay” вслед за Фредди Хаббардом, поехал домой.

Утром, проснувшись, я вышел к метро за газетами. Еще не было девяти, и перед станцией Сибуя образовалась гигантская воронка из пассажиров. Несмотря на весну, улыбок на улице я встретил совсем немного. Да и те, скорее, не были улыбками как таковыми — просто лица, напряженные чуть сильнее обычного. Я купил в киоске пару газет, зашел в “Данкин Донатс” и пролистал их за кофе с пончиком. Никаких упоминаний о Мэй я нигде не нашел. Диснейленд запускал еще один аттракцион, Вьетнам воевал с Камбоджей, токийцы выбирали нового мэра, ученики средних классов опять нарушали закон — а о молодой красивой женщине, задушенной чулком в отеле, газеты не сообщали ни строчки. Прав Хираку Макимура: обычное происшествие, каких пруд пруди. По сравнению с запуском аттракциона в Диснейленде — вообще ерунда. Очень скоро все забудут об этом. Хотя, конечно, есть люди, которые не забудут. Один из них — я. Еще один — убийца. Два полицейских инспектора, судя по всему, тоже забывать не собираются…

Я подумал, не посмотреть ли какое-нибудь кино, и развернул страницу с кинорекламой. “Безответную любовь” уже нигде не показывали. Я вспомнил о Готанде. Нужно хотя бы сообщить ему о том, что случилось с Мэй. Ведь если в какой-то момент его тоже потянут на дознание, и там неожиданно для него всплывет мое имя — я окажусь в дерьме по самые уши. От одной мысли о том, что меня снова будет допрашивать полиция, заныло в висках.