Эфраим Севела - Земля жаждет чуда

Луна глядит на поляну, на желтый песчаный рубец. Золотится песок, шевелится, словно дышит, вздыхает от горя.

Нет, это не привиделось.

Песок вздрогнул, осыпаясь, и из могилы показалась голова. Черная кудрявая голова мальчика с оттопыренными по-детски ушами. Это старший сын мадонны.

Он уцелел, прикрытый телом матери. И вылез с того света, из черного мрака, из груды мертвых тел. Он стоит на желтом песке и черными, как вишни, глазами смотрит на этот свет. На луну. На дремучий лес кругом. И мальчику становится страшно, как стало бы страшно любому его сверстнику, очутись он ночью один в лесу.

Впереди шевельнулась тень. Из-за могучего дуба, оскользаясь по стреляным гильзам, вышел католический ксендз в черной сутане. Старый, как дедушка из сказки. С глубокими морщинами на бритом лице. И печальными, все понимающими глазами.

Он подошел, задыхаясь, к желтой полосе песка и стал перед мальчиком.

Мальчик молчал и смотрел в его старые глаза.

Мальчик. Я хочу жить.

Ксендз (тяжело вздохнув). При одном условии.

Мальчик. Каком?

Ксендз. Это последние слова, что ты произнес. Ты — немой. Ты не умеешь говорить. И тогда, возможно, останешься жив. Согласен?

Мальчик хотел было ответить, но, спохватившись, только кивнул. Ксендз печально улыбнулся и взял его за руку.

Среди дремучего леса затерялась, укрылась от всего мира деревушка, и в ней, среди убогих избушек, устремил в небо островерхий шпиль красный кирпичный костел.

На низком, темном потолке между тяжелых балок горит, коптя, керосиновая лампа. С деревянного распятия на стене смотрит Христос на ксендза с закатанными рукавами сутаны, склонившегося над большим деревянным корытом, из которого струится пар. В корыте сидит по грудь в воде мальчик. Голый. Грязный, в крови, одежда его лежит на полу у корыта. Деревянным черпаком ксендз набирает воду из деревянной бадьи и поливает голову мальчика.

Скрипит дверь. Ксендз в испуге оглядывается. В дверь просовывается старуха-экономка в ночном чепце. Ксендз машет на нее руками и запирает за ней дверь на щеколду.

Мальчик стоит в корыте, вытираясь простыней. Ксендз заботливо протирает ему глаза, уши.

В костеле — прохлада и покой. Под расписанными сводами мягко плывут звуки органа, навевая тихую печаль, уводя от земных забот и горестей.

Идет воскресное богослужение. Старый ксендз, в белом облачении, с кружевной пелериной на плечах, направляется к алтарю, и за ним следуют парами двенадцать мальчиков, тоже в белом и с кружевными пелеринами вокруг тонких шей.

Двенадцать мальчиков. Одиннадцать светлоголовых и один с черными кудрями и с черными, как спелые вишни, глазами. Он новенький, и белые головки с любопытством оглядываются на него.

Мальчики (переговариваясь).

— Он — немой…

— Ни слова не может сказать, только мычит…

— Наш ксендз подобрал его… сироту… убогого…

Обитатели деревушки заполнили костел и с благоговением слушают проповедь ксендза. Эти люди ищут утешения в его словах, потому что жизнь вокруг безжалостна и многих из них она пометила своей печалью. Здесь безногие и одноногие, безрукие и слепые, обрубки человека, изувеченная плоть.

И тянутся они к старому ксендзу, как испуганные дети, и поверяют ему свои горести и тревоги.

Жители деревушки.

— Спаси, отец, нет больше сил… не дожить до светлого дня.

— Дочку угнали на каторгу, последнее дитя отняли.

— Сына повесили… такой был молоденький… убит.

— Корову отняли… чем деточек кормить? Ксендз (печально глядит на горе людское и беспомощно шепчет). На чудо уповайте… другого спасения нет.

В опустевшем после службы костеле одиноко бродит черноголовый мальчик в белой кружевной пелеринке. Все здесь ему непривычно и чуждо. И серебристые трубы органа, и обнаженная фигура Христа, прибитого гвоздями к кресту, и библейские картины на витражах в стрельчатых узких окнах.

Что-то знакомое угадывает он в каменных фигурах в нишах храма.

Старцы с еврейскими лицами. Святые. Где видал он их? Почему так знаком ему их облик?

Да ведь такие же старики стояли рядом с ним у края могилы. И так же глядели на убийц своих. Мудро и всезнающе. Теперь они глядят на него, маленького еврейского мальчика в белом облачении служки христианского храма. Глядят понимающе и сочувственно.