Леонид Пантелеев - Верую…

Председатель. Вы оба были тут?

Хабалов. Да, мы оба были.

Апушкин. В какой роли вы были после того, как генерал Беляев приказал принять распоряжение над войсками Занкевичу? Вы остались в распоряжении генерала Занкевича? Почему вы остались?

Хабалов. Занкевич принял начальство над теми войсками, которые были тут…

Апушкин. Перед этим вы сказали, что вам прямо не было сказано, что вы отстраняетесь; а ранее вы сказали, что генерал Иванов назначен на ваше место… Для меня неясна ваша роль в последующих событиях, с тех пор как последовало распоряжение передать командование генералу Занкевичу.

Хабалов. Я сам не знаю. Я оставался здесь, и обращались ко мне.

Апушкин. Генерал Занкевич говорил: „Пойдем, зайдем в Зимний дворец“, а вы оставались в распоряжении генерала Занкевича?

Хабалов. Нет, этого не было.

Апушкин. Значит, было двоевластие? Занкевич, вы… И затем был еще генерал Беляев?

Хабалов. Был генерал Беляев.

Председатель. Продолжайте, пожалуйста, генерал. Вы остановились на приезде великого князя…

Хабалов. Да. Великий князь вызвал двоих: меня и генерала Беляева. Он высказался…

Председатель. То есть, вы были у него в Зимнем дворце?

Хабалов. Да, великий князь высказался за то, чтобы мы не занимали Зимний дворец. Я задал вопрос: куда же идти с оставшимися войсками? И тут, на этом совещании, в котором принимали участие генерал Беляев, Занкевич и я, мы трое решили: нельзя ли в Петропавловскую крепость? Я звонил по телефону, вызвал помощника коменданта барона Сталя с тем, чтобы спросить его: есть ли возможность пройти в крепость через Троицкий мост? Оказалось — пройти можно, но на Троицкой площади какие-то вооруженные толпы, там имеются бронированные автомобили, а на Литейном мосту… то есть не на Литейном, а на Троицком — возведены баррикады… Тогда я предложил генералу Занкевичу: попробуем пробиться!

Председатель. Куда? К Петропавловской крепости?

Хабалов. Да, к Петропавловской крепости. И занять эту крепость, как последнее убежище… Но генерал Занкевич не согласился со мной, сославшись на колеблющееся настроение офицеров Измайловского полка. По его мнению, производить атаку было рискованно, если не безнадежно. Тогда мы перешли в Адмиралтейство. На следующий день…

Председатель. Когда вы попали в Адмиралтейство?

Хабалов. Ночью.

Председатель. Ночью с понедельника на вторник? С двадцать седьмого на двадцать восьмое?

Хабалов. С понедельника на вторник.

Председатель. Пожалуйста, продолжайте…

Хабалов. Здесь мы предполагали обороняться, заняв для обороны фасады, выходящие к Невскому. Артиллерия была поставлена во дворе, а пехота размещена по второму этажу; пулеметы поставлены также во втором этаже на подходящих для обстрела углах. Короче говоря, мы готовились к обороне. Но события показали, что и оборона наша безнадежна. У нас не только не было патронов и снарядов, но, кроме того, и есть было нечего! С величайшим трудом достали мы там небольшое количество хлеба, который и роздали нижним чинам. А дальше добывать этот хлеб было уже совершенно невозможно: достать его можно было только с бою!»

…Голова разламывалась.

Кто-то протянул ему жестяную коробочку с пертусином. Он принял сразу четыре капсулки, запил их крепким холодным чаем. Но боль не утихала. Он понял, что, если нет возможности поспать, надо успокоиться, побыть хоть четверть часа одному. Вышел в коридор и сразу почувствовал: легче. Может быть, начал действовать этот дурацкий пертусин?

В накинутой на плечи шинели, — как носил когда-то в Ахалцыхе бурку, — шел по коридору. Тишина и безлюдье — будто и нет никого в этом огромном здании. Но — нет: за большой белой дверью бубнит мужской голос. Подошел, прислушался. Голос Беляева, военного министра. Диктует в телефон или адъютанту:

— Положение по-прежнему… по-ло-же-ние по-преж-не-му… продолжает оставаться… про-должа-ет оста-вать-ся… тревожным…

Едко усмехнулся, пошел дальше.

«То ли вы слово употребляете, достопочтенный Михаил Алексеевич? Может быть, не тревожное, а безнадежное?»

И, рассердившись на самого себя, резко открыл следующую дверь. Сразу повеяло морозцем. У распахнутого настежь окна у пулемета дежурили полулежа полковник Михайличенко и генерал Тяжельников.