Леонид Пантелеев - Верую…

— Не хочу, чтобы у Таты была мачеха.

…Когда мне было 15–16 лет, мать написала мне, просила ее навестить. Об этом я Вам уже рассказывала (как и о своих попытках материально помочь ей). Знаю одно: дай она отцу развод, он бы обеспечил ее…

Потом мать навсегда исчезла из моего поля зрения. Я была только на ее похоронах — вдвоем с отцом…

…Личная жизнь отца была неудачной. Та особа, которая заняла место моей матери, изменила ему с его младшим братом. А уж отец ничего не жалел, какие драгоценности, меха покупал, абонемент в опере и в других театрах!

…Отец и в 50 лет был интересный собеседник, стройный, подтянутый, дамский кавалер, а в жизни все ошибался.

Моя личная жизнь тоже шла кувырком: на двадцать седьмом году жизни я дала мужу согласие на развод, не побоясь остаться с двумя малолетками, из которых младшей не было и полгода. Как и почему это случилось, расскажу позже.

Мачеха моя, став „директоршей“, завела в доме „хороший тон“. Даже меня она не принимала „без доклада“, и было немало случаев, когда лакей сообщал мне:

— Их превосходительство нездоровы и принять вас не могут.

Но меня это не смущало, только смешило. Я шла в комнату бабушки. Но вскоре, поняв, что я вношу раздор в новую семью отца, я почти перестала бывать у них. Встречались мы с отцом на „нейтральной почве“. Он приходил куда-нибудь в музей или в ресторан. Я жалела его. Осуждать его я не могла.

Добавлю, что прислугу, которая жила у нас больше десяти лет, мачеха рассчитала.

Вскоре отца назначили в Уральскую область, и они уехали».

«…Только что получила Ваше письмо, поздравляю с возвращением из больницы домой, крепко жму руку, от всей души благодарю за то, что Вы так скоро и сердечно откликнулись.

Да, интересная, хотя и нелегкая у Вас и жизнь, и работа. Как хорошо, что Вы откликаетесь на зов своих „подшефных“, тех, кто споткнулся в жизни. Ваше слово для них (особенно молодых) стоит дороже всякого рода бесед и „мероприятий“…

Вы спрашиваете: что со мной? У меня давно изуродованы ревматизмом ноги. Любая, самая просторная обувь причиняла мне сильную боль. Для получения ортобуви нужна справка хирурга, а те в один голос заявляли, что необходима операция, ортобувь не поможет. Откладывала несколько лет и вот — согласилась. Врачи уверили, что возраст не помеха. Оперировали обе ноги: часть пальцев ампутировали, а другие привели в нормальное положение. Делали под местным наркозом, но не сказали, что нужно будет лежать минимум месяц в гипсовой повязке. И вот лежу стреноженная, сама здоровехонька, а ноги как подковы стучат.

Кормят неплохо. Соседи по палате не очень интересные, я рада бываю, когда заходит поболтать молодой летчик, не совсем удачно приземлившийся. Но его скоро выписывают.

В общем, я плотненько легла, не хуже Вас!

Опять доставили нескольких, наткнувшихся на гранаты и мины. Вот оно — эхо войны!

…Буду писать Вам обо всем, что вспомнится.

Григорий Александрович Пушкин (сын Александра Александровича, первого сына поэта) был ротный командир мужа. Он полюбил жену одного из офицеров — та развелась, мужа ее перевели, а Григория Александровича с повышением тоже перевели в другой город. Он был среднего роста, плечистый, некрасивый, грубые черты лица, но товарищи его очень любили. В 1937 году, в юбилейные дни в „Известиях“ была помещена фотография у памятника Пушкина в Москве: Григорий Александрович (тогда уже генерал), его жена Клав. Ал. и их сын Гриша.

…Не беспокойтесь за меня, у меня пока ничего не болит: страшней было ожидать.

Очень прошу Вас: не увлекайтесь работой до самозабвения, берегите себя, делайте передышку.

Привет Вашей жене, Машеньку поцелуйте.»

Из письма от 26.V.58 г.:

«…Я прочитала здесь, в больнице, об одном споре, где один находил, что главное свойство человека, возвышающее его над другими существами, — энергия. На что другой возразил, что из всех млекопитающих энергичнее всех — морская свинка, которая отводит на сон только два часа, бодрствуя 22 часа в сутки. Так вот, когда Вы увлечетесь чрезмерно работой — вспомните о морской свинке!

Сообщая сыну о своей болезни и совершившейся уже операции, я просила его не беспокоиться. Он ответил, что не удивится, если получит от меня поздравительную космограмму с Сатурна…

А, Вы знаете, Алексей Иванович, может быть, я в одно время с Вашей мамой училась на кулинарных курсах. Это было зимой 1906 года…»