Юрий Брайдер - Миры под лезвием секиры. Между плахой и секирой

— Вот это жеребец! — похвалила Верка. — Так бабу приласкать, чтобы у нее с лица пудра посыпалась! Уметь надо!

— Да не пудра это была, а перхоть! — сардонически ухмыльнулся Зяблик. — И не с лица она сыпалась и даже не с головы, а совсем с другого места!

— Нет, вы как хотите, а я пройдусь, — не выдержала Лилечка. — Одна на небо полюбуюсь…

На горизонте там и сям уже вспыхивали тусклые зарницы, похожие на отблески далекой грозы…

Спустя двое суток, однообразных, как и все в этом мире (с легкой руки Толгая получившем название «Бушлык»), отправлявшемуся в очередной дозор Смыкову посчастливилось обнаружить некое загадочное сооружение, вызвавшее всеобщее настороженное любопытство.

Часть его изломанных остатков торчала над уровнем земли, а часть вплавилась глубоко в шлакообразный грунт. Вследствие всего этого судить о первоначальной форме и назначении находки было почти невозможно, однако многое говорило за то, что это летательный аппарат будетлян, рухнувший с неба в момент Великого Затмения. Структура его обшивки и некоторые конструктивные особенности (отсутствие всяких швов, например) очень напоминали боевую машину, с которой в свое время ватаге пришлось немало повозиться.

— Махина, — присвистнул Зяблик. — Наверное, не одна тыща пассажиров помещалась. Глянь, сколько иллюминаторов. В десять рядов.

— Н-да-а… И грохнулась эта махина, по-видимому, на подлете к аэродрому,

— заметил Смыков. — В противном случае ее бы на двадцать километров раскидало.

— Давайте не будем уподобляться дикарям, обсуждающим причины крушения парохода «Титаник», — вмешался Цыпф, вновь обретший душевный покой, а вместе с ним и склонность к дидактизму. — Не нашего ума это дело. Вопрос другой: имеет ли нам смысл торчать здесь. Что, если эта штука была снабжена ядерным двигателем? А вдруг всех нас в это время пронизывает радиоактивное излучение?

— Пусть пронизывает, — беспечно ответил Зяблик. — В Нейтральной зоне нас еще и не то пронизывало… И ничего, оклемались. Надо бы вовнутрь заглянуть. Как ты, Смыков, мыслишь?

— Заглядывайте, если вам собственной жизни не жалко, — Смыков пожал плечами.

С помощью Толгая, привычно подставившего спину, Зяблик дотянулся до овального отверстия в обшивке будетляндского авиалайнера и, раскачавшись, рывком забросил в него свое тело. Вниз посыпалась всякая труха, пахнущая резиной и железной окалиной.

— Неймется человеку, — вздохнула Верка. — Как таракан, ни одной щели пропустить не может.

— Это у него после зоны такая привычка осталась, — пояснил Смыков. — Недаром ведь полжизни в камере просидел. У Эрикса была болезнь закрытого пространства, а у Зяблика, наоборот, непреодолимая тяга к нему.

— Ну-ну, поговорите там еще! — приглушенный голос Зяблика раздавался уже совсем не из того отверстия, через которое он проник вовнутрь. — Я все слышу и за таракана тебе, Верка, не прощу. Если я таракан, то ты вошь тифозная.

— Нашли вы там что-нибудь интересное? — без особого любопытства поинтересовался Смыков.

— Ни фига… Прах и пепел. Да и темновато тут…

— Тогда вылазьте. Нечего здесь попусту задерживаться.

— Погоди… Вроде что-то написано на стенке… Сейчас…

— Да вы, никак, уже и по-будетляндски читать научились! — съязвил Смыков.

— По-нашему написано… Большущими буквами от руки… Только читать все равно трудно. Одно слово пока только разобрал: «Спастись». Или «Не спастись». Потом что-то про огненный пролив… не то прилив… Киньте мне кресало и тряпок каких-нибудь. Я факел сделаю.

— Где же я вам эти тряпки возьму? — возмутился Смыков. — С себя, что ли, последнее снять?

— Попроси у Верки запасной лифчик. Она их с собой штук пять прет.

— Больше ничего не хочешь? — отозвалась Верка. — Это ты умеешь, на чужое добро зариться! Лучше из своих подштанников факел сделай.

В конце концов решено было пожертвовать одним из полотенец, которое Толгай и подал Зяблику на кончике сабли. Минут на пять внутри разбитого авиалайнера установилась тишина.

— Возможно, эту надпись оставил кто-то из людей Сарычева, — предположил Цыпф. — Или один из разведчиков, которых мы посылали вслед за ними.

— Дураков, которые стены пачкают, всегда хватало, — Смыков недовольно поморщился. — Что у нас, что у других народов. Как только научились люди писать, сразу давай мазать на чем ни попадя. Я в Кастилии на стене монастыря такую надпись видел: «Храни нас, Господи, от твоего гнева, от козней дьявола, от скудной пищи, от нехватки вина и от половой слабости». Не иначе как монахи написали.