Юрий Брайдер - Миры под лезвием секиры. Между плахой и секирой

Барсик тем временем уже вступил на плиты площади, и его шкура засверкала и заискрилась, как чешуя золотой рыбки, летящей из садка в подвешенный над костром котелок. Световое пятно, до этого совершенно неподвижное, дрогнуло и немного уменьшилось в диаметре. Так продолжалось и дальше — с каждым новым шагом зверя оно становилось чуть ярче и чуть меньше, как бы стягивая всю свою энергию в одну точку. И от живого Барсика и от мертвого Эрикса исходило одинаково интенсивное радужное сияние, застилавшее глаза наблюдателей слезами.

И вот наконец наступил момент, когда пятно волшебного света сжалось до размеров звериного тела, которое и само сейчас было как маленькое солнце. По стенам домов, окружающих площадь, неслись черные тени — явление давным-давно забытое в этом мире. Затем последовала короткая беззвучная вспышка, словно в единый миг испарилась тонна магния, и пятно вновь вернулось в свои прежние границы. Вокруг сразу потемнело.

— Больше желающих нет? — спросил Зяблик, вытирая рукавом глаза.

— А заманчиво, знаешь ли… — прошептала Верка. — Если бы только точно знать, что это дорога в новую жизнь…

— Это дорога к эвтаназии, — сказал Цыпф. — Это машина безболезненной смерти. Хотелось бы знать, сами будетляне ее придумали или кто-то им ее подарил.

— Смотрите, смотрите! — воскликнула вдруг Лилечка, указывая на стену соседнего здания.

Теперь, когда люди привыкли к необычному освещению, сразу стало заметно, что стены всех близлежащих домов до высоты человеческого роста — а кое-где и выше — покрывают короткие надписи, исполненные краской, тушью, губной помадой или просто нацарапанные острыми предметами.

— А ведь кое-что можно понять, — Зяблик прищурился. — Берта Нибур… Эм Шовен… тут какие-то иероглифы, не разберу… Гонслик… Грюнс фэмэли, семья, значит… Текен или Такаки… Николай и Мария Трейш… Эс Бэ Бэ, одни только инициалы… Плимак… Коган… Нет, тут и за месяц всего не прочтешь. Надо бы и нашего Эрикса увековечить. Как публика считает?

— Охота пуще неволи, — пожала плечами Верка. — Все равно в ближайшую тысячу лет этого никто не прочтет.

— И все же отметиться надо… Я мигом. — Смыков уже достал нож.

Пять минут спустя на стене появилась свежая эпитафия: «Хороший человек Эрикс и зверь Барсик здесь были».

Если верить карте, большая часть пути до границы была уже позади. Однако темп продвижения ватаги замедлялся — нужно было нести на себе коробки с продуктами, да и дети, часть энергии которых раньше выливалась на безответного Барсика, теперь все чаще досаждали им своими проказами. Встал даже вопрос о том, чтобы распрощаться с ними раньше времени.

— Нет, это переходит все границы! — возмущался Смыков. — Сегодня проснулся, хочу надеть ботинки, а в каждом по выводку мышей. Это тоже можно считать шуткой?

— Ну и что! — вступилась за детей Верка. — Мне они в ботинки по вороньему яйцу положили. Подумаешь, преступление!

Толгай, в сапогах которого еще хлюпал томатный сок, горестно пробормотал:

— Это не балалар… Это юлбасар… (что означало: «Это не дети… Это бандиты»).

Лилечка, конечно же, стояла за своих юных приятелей горой, но окончательное решение вынес Зяблик:

— У меня нынче в прохорях тоже не рай небесный. Но уж лучше яичницу копытами давить, чем под пули рогатых лезть. Мы за этими шкетами как за каменной стеной. Так что до границы идем вместе.

— Учитывая возможности нашего оружия, мы в посторонней помощи не нуждаемся! — с пафосом заявил Смыков.

— Ну уж нет! — хором воскликнули почти все члены ватаги. — Это только на крайний случай!

Смыков полдня ни с кем не разговаривал, однако потом сам подсел к Лилечке и стал зондировать вопрос, касавшийся возможностей раздобыть еще одного зверя типа Барсика. Нужен он был Смыкову для того, чтобы доставить в Отчину энное количество вещей, позарез необходимых там, а в Будетляндии пропадавших зазря.

— Спросить-то не трудно, — сказала Лилечка с сомнением. — Детишки, если разойдутся, и черта лысого могут достать. А что дальше? Они ведь с нами дальше границы не пойдут. И придется нам с Барсиком крюк через три страны делать. Это ведь то же самое, что в прежние времена по Талашевску на слоне кататься. Народ прохода не даст. Да и кормить его надо. Ест он редко, но основательно. И только свежее мясо. Причем между быком и человеком никакого различия не видит.

Смыков сразу умолк, а Зяблик, слышавший этот разговор, расхохотался.

— Сдавать ты стал, начальник. Стареешь. Уела тебя девчонка.