О'Санчес - Побег от ствола судьбы на горе жизни и смерти

– Фотографии? Ну, давай посмотрим.

Фотографий было – четыре оригинальных и увеличенные фрагменты. Ларей выходит из дверей «Коготка», Ларей и двое типов рядом с ним, Ларей анфас, Ларей в профиль.

– Кто эти двое?

– Панк – это его шофер, маленький – пропавший подручный, кличка Красный.

– И в чем соль?

– Между вот этими двумя фотографиями и вот этими около восьми лет разницы.

Дэн мгновенно подобрался. Муртез протянул ему мощную лупу, закрепленную на старомодной палочке, Доффер кивком поблагодарил и принялся всматриваться в черты лица Ларея.

– Практически не изменился. Даже если он утяжки делал – такого быть не может. Сколько ему сейчас?

– По документам 54 года.

– Документы липовые.

– По наколкам – около сорока, даже если их ему в роддоме делали. Помнишь – старик объяснял?

– Наколки липовые.

– Я сверялся со всеми знающими специалистами страны в области татуировок. Единодушное мнение – руку Субботы подделать невозможно. Его работы ценятся специалистами на порядок дороже, чем лучшие творения Криста Варлиха, если это имя тебе что-нибудь говорит.

– А когда Суббота перестал практиковать?

– Примерно в начале пятидесятых, когда он был переведен со «спеца» и помещен в одиночку в Сюзеренской тюрьме.

– А если не в роддоме, то ему около шестидесяти с хвостиком, да?

– Если по «медведю оскаленному» судить, то да.

Доффер растер ладонями виски и уши:

– Не понимаю…

– Ну, а я что говорю? Тоже не понимаю.

– Эли, напрягись, дружище, возьми его поплотнее, технику и деньги я тебе обеспечу. От других оторву, на этого типа – дам… Эли, ты когда-нибудь видел подобный взгляд?

– Я всякое видел. Иной раз, после нахлобучки у Адмирала, твоим взглядом можно василиска убить. Но – признаю, неприятный мальчишечка…

– Да. Но я к тому, что этот взгляд мне знаком. Вспоминал, вспоминал – ни фига! Такое ощущение, что я помню его чуть ли не с детства.

– Угу. В колыбельку твою заглянул, ну и… того…

– Намекаешь, что сглазили. Ох ты и язва, начальника подкусывать… Давай-ка плюнем на дела и закатимся ко мне. Жена приглашала на фазана. Врежем как следует, коньячку хорошего, закусим?

– Поехали… Только супруге позвоню…

Похоронный кортеж растянулся на километр. Обязательно-черные лимузины, бесконечные венки, темные очки на мордах, блицы… Все, как обычно в таких случаях, только на этот раз случай пришел за жизнью родного старшего брата.

Тони Мераньо, как ни странно, сохранил свою первую кличку «Сторож» и привык к ней вполне. После выхода из тюрьмы он женился на Жанне, девушке, которая ждала, пока он освободится, и готова была ждать еще. Они быстро сообразили девчушку, а через год сына. Тони руководил букмекерскими делами в районе, иногда, по просьбе старшего брата, участвовал в разборках со стрельбой, раз был ранен в ногу… Тони был умен, в меру жесток, не жаден и рассудителен. Но хотя годы шли и он делом доказал, что не пустое место, – все равно Тони обречен был на пребывание в тени своего старшего брата, грозного и авторитетного лидера из банды Дяди Сэма. И вот теперь брата убили (снайпер снял на выходе из ночного кабака). Дядя Сэм пообещал найти и сурово наказать убийц… Но Тони мальчиком не был: почему все люди Пола в глаза не смотрят, почему нет никаких военных приготовлений? Когда Тони подходит к компании своих – все сразу замолкают… У Тони сжималось сердце от боли и негодования. И страха за семью. Не он ли следующий? Заменить его легко – бизнес накатан. Преданных ему людей – одной рукой пересчитаешь, да и то если мир на дворе. Жареным запахнет – друзей днем с огнем обыщешься… Жену он отослал домой сразу после отпевания, на кладбище поехал один. Так в одиночку стоял он и пожимал протянутые руки, обнимал шерстяные и драповые пальто, выслушивал соболезнования… Да, все в точку: разъехались, не посчитав нужным пригласить с собой, разделить тризну. Трое парней, его помощники, мялись, видимо, до смерти не хотелось им светиться в его обществе лишнюю минуту, но и бросить одного совестно…

– Езжайте, ребята, я хочу с Полом наедине побыть, езжайте. От всего сердца благодарен вам, пока…

Ни души не осталось от многих сотен людей, присутствовавших на похоронах. Только сторож посматривает с надеждой на бутылку, да грач тычет клювом в рыхлую землю… Жил – и нет его. Ни семьи, ни детей, ни наследства… Да пропади оно пропадом, наследство, лишь бы жил… Только и осталось, что детские фотографии. Эх, Паул, Паул… Ведь за тебя не отомстить: прикончат враз. Все твои друзья и подручные делят единственное наследство твое – власть и корыто… Положить свою жизнь и судьбу всей семьи ради непонятной мести… А простишь – слабым посчитают, затаптывать начнут… Как быть?…