Флэнн О`Брайен - А где же третий? (Третий полицейский)

Чистая случайность подсказала мне, что я мог бы сделать. Стоя у калитки, раздираемый колебаниями, я неоднократно переступал с одной ноги на другую, чтобы дать отдохнуть своей левой, частично деревянной ноге – мне постоянно приходится это делать, – и несколько раз задел ногой лежавший на земле камень. Почему-то он привлек мое внимание. Я наклонился и поднял его. Камень был величиной с велосипедную фару, гладкий, почти круглый. Он удобно лежал в руке и так и просился, чтобы его во что-нибудь прицельно бросили. И я подумал, что было бы исключительно интересно запустить этим камнем в освещенное окно и хотя бы таким образом вызвать на какие-то действия того, кто прятался в доме, а раз у меня есть велосипед, то в случае чего я всегда успею добежать до него, вскочить в седло и быстренько укатить. От этой мысли сердце застучало так, что, наверное, если бы кто-нибудь стоял рядом, то услышал бы его гулкие удары в моей груди. Теперь, после того как мне в голову пришла эта мысль – бросить камень, – я понял, что не успокоюсь, пока не сделаю этого. Неразъясненная тайна этого света в окне будет мучить меня до тех пор, пока я не найду ей объяснения.

Снова оставив велосипед у калитки, я, крепко сжимая камень в правой руке, направился к дому по гравиевой дорожке. Подойдя к нему на расстояние верного броска, я остановился и несколько секунд смотрел на свет, идущий из таинственного окна. Какое-то большое насекомое то залетало в полосу света, то вылетало из нее. Я почувствовал, как от волнения и страха начинают подкашиваться ноги, как по всему телу расползается слабость, а к горлу подкатывает тошнота. Я бросил быстрый взгляд на крыльцо, ожидая встретиться с горящими глазами какого-то страшного существа, наблюдающего за мной из темноты. Но увидел лишь непроницаемую для взгляда темноту. Тогда я поднял руку с камнем, готовясь к броску, крутанул ею, не сгибая в локте, несколько раз, а потом с силой запустил камнем в окно. Бросок был удачен – звон стекла, разлетающегося вдребезги, показался очень громким. Я услышал глухой стук упавшего на деревянный пол камня, услышал, как он покатился по полу, а потом, долю секунды спустя, дробный и мелкий звон падающих на гравий осколков стер все прочие звуки. Не дожидаясь последствий броска, я повернулся и бросился бежать своим хромым бегом к велосипеду, с которым воссоединился через пару секунд.

Тяжело дыша и крепко сжимая заветный руль, я повернул голову и посмотрел на окно. И опять ничего не происходило. Камень вышиб почти всю верхнюю часть оконного стекла; дыра была опоясана неровными, острыми краями, и свет, льющийся из нее, казался более ярким, чем тот, что пробивался сквозь оставшееся на месте стекло. Так прошло несколько секунд, которые тянулись невероятно долго, как годы. И тут, неожиданно, появилась тень, которая перекрыла значительную часть света с левой стороны. Очертания тени, обрезанной краем окна, не имели завершенности, и поэтому нельзя было с уверенностью определить ни того, какие части тела она представляла, ни того, что это вообще было за существо, – наверняка можно было сказать лишь то, что нечто очень больших размеров стояло у окна и глядело сквозь него, пытаясь, очевидно, определить, кто же бросил камень. Простояв так несколько секунд, тень исчезла, а я лишь тогда полностью осознал, что произошло, – в доме, значит, все-таки кто-то или что-то есть! И ужас, еще не испытанной силы, охватил меня. Я был совершенно уверен, что уж теперь в любое мгновение произойдет нечто страшное. Я стоял, не уезжал и, едва дыша, ждал непонятно чего.

Особенно долго так стоять не пришлось. Я, не спуская глаз с окна, ждал, не раздастся ли в доме какой-нибудь шум, но звуки донеслись до меня не со стороны дома, а откуда-то сзади Я даже не повернул головы. Через пару секунд я понял, что звуки эти – шаги, шаги очень большого и тяжелого человека, идущего вдоль дороги по траве, очевидно для того, чтобы приглушить шум, производимый, по всей видимости, огромными ступнями, и по возможности скрыть таким образом свое приближение. В тщетной надежде, что меня не заметят в густой тьме у калитки, я попытался замереть и сделаться еще более неподвижным, чем та полная нешевелящаяся неподвижность, в которой я пребывал уже пару минут. Шаги неожиданно послышались не с травы, а загрохотали совсем недалеко от меня по дороге. Затем они подошли ко мне сзади почти вплотную и остановились. Я уже и так почти не дышал, а теперь, когда шаги замерли, замерло и мое сердце. А это, знаете ли, нешуточное дело, когда останавливается сердце. Все, что находится у меня сзади, от макушки головы до пяток, ощущая жуткое присутствие кого-то, стоящего перед моим затылком, спиной, нижней частью, сжалось и болезненно затряслось в ожидании невиданно свирепого нападения. И тут прозвучали слова, сказанные спокойно и дружелюбно: