Вадим Южный - Прощание славянки

– Да врешь ты, что решил, – продолжает наезжать отличник.

– Хорошо, – говорит Андрей, – давай так. В силу твоей умственной отсталости ты задачу все равно не сделаешь, и мне ты не веришь. Потому спорим на литр молока и четыре булочки, что я ее решил.

– Давай! – заводится медалист.

Они бьют по рукам, и Коренев подает ему свою тетрадь. Через несколько минут тот разочарованно вздыхает, убедившись в верности решения, и беззастенчиво списывает. Затем плетется в буфет и скоро Андрей угощает нас выигрышем.

На следующий день начинается самое интересное. Пожилая преподавательница высшей математики, с хитринкой оглядывая сидящих перед ней курсантов, спрашивает:

– Ну что? Как обстоят дела у вас? В других группах никто не смог показать мне верного решения, может, вы меня порадуете? Кто решил задачу?

У Андрея списали все, но все понимают, что сами решить бы не смогли, поэтому в воздух поднимаются только две руки. «Медалисты». «Медалисты» смущенно и заискивающе оглядываются на него, а Андрей сидит с безучастным видом и спокойно рисует в тетради чертиков, будто не слышит вопроса и никого не видит! Ну не чудак ли? И весь взвод видит, кто и чего стоит на самом деле! Вот такими поступками он может втоптать в грязь любого. Поэтому он имеет моральное право называть отличников дебилами и дураками, что иногда и делает, а те ничего не могут сказать ему в ответ. Почему его и побаиваются.

Все понимают, что он мог бы учиться отлично, причем без особого труда. Но Андрей считает оценку не показателем ценности человека, поэтому, насмешливо улыбаясь, на самый легкий вопрос преподавателя может сказать, что не знает ответа.

Максим же – романтическая натура, живущая своими мыслями и мечтами. Может быть, мыслей у него и нет, потому что он их никогда почему-то не высказывает, но его постоянно задумчивый вид вызывает уважение. Он в доску свой парень, на которого всегда можно положиться и который никогда не подведет. По его характеру никогда не скажешь, что он детдомовский. Единственное, что говорит о его нелегком детстве и вызывает наши насмешки, так это то, что порцию пищи в курсантской столовой он по въевшейся в него привычке продолжает называть – «пайка». Он как огня боится девчонок, что обнаружилось на первом же танцевальном вечере, когда кто-то посоветовал ему, указав на одну из девчонок, пригласить ее на танец. Максим так густо покраснел, что не будь он кадетом, его бы просто затюкали насмешками и издевательствами. Но он был кадет, а те никому не позволяли смеяться над своими…

Третий друг – Сергей, обычный парень из простой рабочей семьи. Без гонора и без комплексов. Максим назвал его – дитя природы. Открытая душа Сергея начисто лишена чувства зависти и злобы к людям. Он постоянно открыт и доброжелателен, всегда готов придти на помощь. Узнав его поближе, я пожалел, что когда-то наехал на него из-за своего вздорного характера. Андрей «успокоил» меня тем, что это, мол, была обычная реакция примитивного животного, оказавшегося в незнакомых условиях и стремящегося освоить незнакомую ему территорию путем подавления других особей, оказавшихся здесь. Из-за чего мы с Андреем еще полдня спорили.

В одно из первых наших увольнений на первом курсе, мы с Андреем и Максимом поехали в город. В ожидании переговоров на междугородном пункте, где заказали переговоры со своими родными, пропустили время обеда и сильно проголодались. И когда я на улице увидел бабульку, торгующую пирожками, у меня живот от голода свело.

– Мужики! Пирожки! – чуть не заорал я, поворачивая к бабульке, но вдруг натолкнулся на взгляд Андрея, жесткий и презрительный.

– Гена, у нас в кадетке одно из самых поганых оскорблений было, когда тебя крестом называли. Как нам старшекурсники объясняли, это сокращенно от крестьянина. Не то что мы не уважаем крестьян, а то, что им, как сословию, можно ходить грязными, небритыми, жующими и чавкающими на улице, а нам, как офицерам, или будущим офицерам, нельзя. Ты избавляйся от этих крестьяно-солдатских привычек, не позорь погоны, не дай бог увижу, что ты идешь по улице в форме и с пирожком в руке, – Андрей был строг и серьезен, – лучше с голода сдохни, или зайди в столовую, где можно более или менее культурно поесть.

– Да вы что, больные? Кому какое дело? – у меня от возмущения перехватило дыхание. – Пожуем, никто и внимания не обратит.

– Некрасиво… – через плечо бросил Максим.

Я со злостью поплелся за кадетами, матерясь и недовольно бормоча себе под нос.