Дина Рубина: Озябшие странники

…Словом, с первых минут Испания обрушилась на меня всей трагической мощью истории моих предков.

Она не была домашней.

Она не была нашей.

Она изгнала меня за пять веков до моего рождения.

По рубленой кубической брусчатке мы гуляли в Готическом квартале Барселоны…

— Ну, что? — кивая под ноги, спрашивал мой муж. — Эта мостовая не из нашего сна?

…Из полумрака улицы Платерия в чисто и резко вычерченном прямоугольнике голубого неба видна была южная башня церкви Санта-Мария-дель-Map. Церковь Марии Морской, небесной заступницы барселонских мореходов и портовых грузчиков, строгим и завораживающим своим трапециевидным фасадом выходила на тесную площадь.

Там они и сидели, рядышком, — два великолепных гитариста — на складных брезентовых стульчиках, перед пюпитром с нотами. По типу внешности — мексиканцы… Играли со спокойствием виртуозов: руки на золотисто-багряных гитарах сдержанны и легки, лица в тени благородно бесстрастны. И бесстрастна и величава была барочная музыка паванны, похоронного танца…

Плавное кружение попарно шествующих аккордов, меланхолическое кружение эха в катакомбах средневековых стен, кружение теней, кружение света; косо выпавший из-за угла ломоть солнца, обломленный черной стеной и сланцево слепящий глаза на черной брусчатке мостовой; группка притихших туристов… В какую-то минуту (как подстеречь в жизни эти считаные, драгоценные минуты?) гармония архитектурных масс — арка над нашими головами, балкончик сбоку, уносящаяся ввысь черная стена церкви и волны черепицы надо всем — вдруг пришла в движение, соединясь с безмятежно-величавой музыкой барокко, с опущенными глазами двух музыкантов, скупым кивком отмечающих полет монеты в раскрытый футляр…

Все это было столь органично моему ожиданию Испании, что просто слилось в душевный молчаливый трепет, в проглоченные слезы, в Небесную Паванну — когда ты точно знаешь, что вот эти семь минут, впечатанных в бледное небо готической Барселоны, отныне и навсегда станут потаенным талисманом твоей единственной, замусоренной, не самой удачной, не самой прекрасной жизни…

Было в тот день и другое.

Гитару в прянично-керамическом парке Гуэль мы услышали издалека и минут десять взбирались наверх, по вздымающейся волной балюстраде террасы, мимо причудливых, из-под земли растущих пальмообразных колонн. Наконец выбрались к одной из тщательно продуманных, словно вылепленных, вдавленных в скалу неким могучим великанским кулаком пещер.

Там уже сидели несколько туристов, слушая игру молодого музыканта.

На земле перед ним лежал футляр от гитары, в котором поблескивала медью единственная монета в 500 песет.

Вдруг, оборвав себя на пассаже, гитарист резко поднялся, рывком отключил шнур синтезатора, побросал в футляр кассеты и, подняв монету, так же рывком протянул ее туристам со словами:

— А это вам, леди и джентльмены, за то, что использовали меня.

Наступила пауза. Американцы (а судя по тому, что музыкант обращался к ним по-английски, это были американцы) переглянулись с недоумевающими лицами…

Гитарист — невысокий, изящный, напряженно-прямой — продолжал стоять с протянутой в руке монетой.

— За билеты на концерт в каком-нибудь зале вы готовы выложить куда большую сумму! — воскликнул он.

Они пожимали плечами, искренне не понимая, что паренек этим хочет сказать. Тогда он швырнул монету на камни под ноги американцам с непередаваемым презрением.

Он был похож на оперного матадора или на Остапа Бендера (я имею в виду медальный профиль), если б не страшная горечь в лице, совершенно исключающая как оперу, так и комедию.

Мы вышли из пещерки и долго шли молча. На нас эта сцена произвела тягостное впечатление.

— Обиделся! — сказал мой муж. — Не учел жанра. Билеты на концерт, говорит… Вот и играй в зале, в смокинге, под хрустальными люстрами, чего ж ты на улицу вышел… А если уж вышел и футляр на земле раскрыл, прими и полушку как благо.

Я продолжала молчать. (Вспомнила недавнее свое выступление в одном из богатейших домов Лос-Анджелеса, когда жалкий гонорар мне выдали в салфеточке, на которой изображен был Микки-Маус с веселенькой надписью «Happy Birthday!». Так бедному родственнику заворачивают на дорогу две печенюшки.)

Я упорно молчала. Просто этот невоспитанный испанский трубадур был из моего цеха. И каждый вправе и в силах был обидеть его…

…Барселона изящна, легка, овеяна морской солью и заштрихована теми особыми зеленоватыми тенями, какие в полдень осеняют обычно приморские города с высокими деревьями. И в этом Барселона похожа на… конечно же, на Одессу. Город, как пасека — шмелями, набит мотоциклистами. Девушки на мотоциклах сидят как влитые, обняв приятеля обеими руками, вжавшись в его невозмутимую спину, — все в одинаковых позах. И поэтому кажется, что весь день по городу катают одну и ту же…