Максим Осипов - Волною морскою (сборник)

Один, они его называют старым, — неподалеку от Бостона, в Ньютоне, другой — естественно, на Кейп-Коде, сбылась мечта. У океана, небольшой снаружи, просторный внутри, с вторым светом. Наверху по периметру: спальни Лео, Алекса с Шурочкой, комната для гостей, кабинет Алекса. Они могли бы себе позволить квартиру в Риме, Милане или Венеции и даже, наверное, сразу во всех этих трех городах, но, где бы он ни оказывался, Алекс скучает по Новой Англии — по двухэтажным домикам, зеленым прямоугольникам с номерами дорог, по понятной доброжелательности — на предсказуемом расстоянии между людьми.

В новом доме Алекс с Шурочкой бывают наездами: вот Лео окончит школу, уедет в университет, тогда они там устроятся более основательно. А пока Шурочка перевезла на Кейп-Код коллекцию камушков: Максима Максимыча, Бэлу, Грушницкого — Шурочка все еще помнит, кого из них как зовут. Семейные торжества, обеды с участием ее родственников тоже постепенно переезжают сюда: все любят Кейп-Код.

В свете успехов мужа Шурочкина профессиональная деятельность оказалась мало нужна, и она ее постепенно оставила. Ей хватает семейных дел. Думала заняться благотворительностью — говорят, у нее хорошие организаторские способности, — но время еще не пришло. Сейчас, когда Лео вырос, самый большой ее интерес — путешествия.

Шурочка любит Европу, в особенности Италию. Однажды она едет туда с одной из тетушек — с той, у которой останавливалась в восемьдесят девятом и которая там никогда не была. Нельзя допустить, чтобы тетушка не повидала Италии.

Шурочка по-прежнему привлекательна, сорока ей не дашь, в путешествиях за ней ухаживают мужчины, некоторые — отнюдь не по-идиотски, но она верна Алексу. Тот ведь их любит — мальчика и ее. Возможно, не очень творчески, если так можно сказать, без той спонтанности, которая, как ей кажется, одна и могла привести к зарождению Лео, но ведь Алекс всего себя отдает, чтоб они были счастливы, так?

Шурочка едет в Италию, а по возвращении показывает Алексу фотографии. Кладбище, русская часть. Ухоженные могилы, плиты GOLITSYN и TROUBETSKOY, латинскими буквами, и неожиданно чуть поодаль — заброшенная, покосившаяся ВЕРА ГОЛУБЕВА, кириллицей. Фотография не может всего передать. Шурочку эта самая Вера Голубева очень тронула. Кириллица, она соскучилась по кириллице. Алексу это не кажется большой бедой.

В отсутствие Шурочки у него опять побывал Лаврик. Каждый его приезд оказывается испытанием, но, если у тебя много денег, надо уметь терпеть.

— Могли ли мы, простые московские мальчики?.. — начинает Лаврик, запихивая в рот еду. Он уже, что называется, под газком. Забыл, что хотел сказать. — Будь здоров! — Лаврик пьет за рулем много больше, чем тут позволено. — Старичок, помнишь, как я кормил тебя китайской лапшой?

Алекс ничего не забыл. Уши у Лаврика становятся красными — то ли от выпитого, то ли потому, что опять ему нужен совет. Скоро он скажет: «Я должен попросить твоего совета». «А потом моих денег», — захочется ответить Алексу, но он не станет так говорить, даст.

— У меня теперь очень левые убеждения, — заявляет Лаврик.

В чем они состоят? В неуважении к чужой собственности? В том, чтобы не отдавать долгов? Алексу надо поскорей попрощаться с Лавриком и вернуться к работе, но они говорят обо всяких посторонних вещах, причем Лаврик все время на него обижается:

— Естественно, наличие денег делает твои суждения более вескими…

Надо перетерпеть и это. Однако замечания Лаврика неприятны: все-таки главное в Алексе то, что он математик. Хороший прикладной математик, да.

Лаврик переходит к делу: он попал тут в одну историю… Глупую, не хочется говорить. Короче, угрожает тюрьма. Лаврик надеется, что по болезни его все-таки не посадят. Он, кстати, сильно разочаровался в Америке.

Какая у него болезнь? — Псориаз.

— Есть специалисты, из наших с тобой соотечественников, справку сделают.

И он обещает больше не беспокоить Алекса, не приходить.

После получения чека у Лаврика сильно улучшается настроение:

— По гроб жизни обязан.

Алекс пропускает его вперед:

— Надеюсь, все-таки не по гроб.

Он смотрит, как отъезжает Лаврик — в прошлый раз тот опрокинул мусорный бак, — и думает, что таких друзей, как Лаврик и Родион, у него уже не появится. Хоть оба и оказались засранцами.

Вдруг вспоминает эпизод, случившийся через несколько дней после похорон отца.

Они с Родионом условились встретиться в центре Москвы — разумеется, возле какого-то храма, — пойти на квартиру, вещи поразбирать, одному ему было там жутковато. Как ни тяжело полагаться на Родиона, кроме него просить оказалось некого. Алекс явился раньше назначенного, замерз и зашел в магазин, где торгуют церковными принадлежностями. У зеркала стоял Родион и примерял высокую фиолетовую шапку. Увлекся настолько, что не замечал вокруг себя ничего.