Эмма Хили - Найти Элизабет

Я не спала, и мой мозг, похоже, был разгорячен и устал, чтобы нормально работать. Однажды утром я заставила себя выйти на улицу сквозь кухонную дверь и по пути в школу поняла, что мне не дойти до конца дороги. Мне казалось, будто я прошла много миль, но на самом деле добрела лишь до ворот дома миссис Уиннерс. Я оглянулась и посмотрела на наш дом. Он как будто отодвинулся дальше обычного, как будто – как и я – собрался в дорогу. Я не знала, что мне делать, и просто какое-то время стояла неподвижно, пытаясь отдышаться.

И, конечно, именно миссис Уиннерс нашла меня лежащей на тротуаре. Я была в сознании, но у меня было плохо с головой. Помню ощущение тротуара под моими ладонями, помню запах духов миссис Уиннерс, когда она вышла из своего дома. Помню, что этот запах показался мне приятным – словно джемпер, который надеваешь, когда тебе холодно. Миссис Уиннерс помогла мне встать и даже довела до дома. И все это время я продолжала вдыхать аромат ее духов.

После этого я несколько недель пролежала в постели, разглядывая узоры света на стенах и напрягая слух, чтобы услышать радио из гостиной. Мама на какое-то время принесла его в мою спальню, но оно мешало мне спать, а мне больше всего был нужен покой. Как я выяснила позднее, родители были обеспокоены моей болезнью. Отец боялся заходить ко мне в комнату, опасался, что я могу умереть и он не перенесет этого, особенно после того, как исчезла его старшая дочь.

Мама серьезно опасалась за мой рассудок. Она утверждала, что я все время говорю во сне, и отдельные мои слова пугали ее. Меня вовсе не удивило, что я во сне веду понятные лишь мне разговоры. В ту пору я часто бредила, и несколько раз мне казалось, что будто бы Сьюки лежит на своей старой кровати и на меня смотрит. Однажды я заметила, что за мной наблюдает Дуглас.

У меня было много странных видений. Я видела, что у сестры спутаны волосы, и у нее не было расчески, и я все время повторяла: «Я же дала тебе заколку, Сьюки, разве ты не помнишь?» И еще видела, как по всему потолку ползают сотни улиток. Один раз я заметила сумасшедшую женщину, как она, наклонившись надо мной, оскалила зубы и занесла над головой зонтик. И еще я постоянно слышала песни, глупые песни в исполнении Веры Линн, которые мне не нравились. И я подумала, что слышу, будто где-то под плинтусом скребутся мыши, а на город падают бомбы и кузина Флора меня зовет. Кроме того, рядом с моим ухом шелестели волны, хотя я не подносила к нему раковину. Потом как-то раз мне показалось, будто кто-то вошел через заднюю дверь, но когда я позвала, никто так и не откликнулся.

Я вернулась из больницы. Пришлось побывать там из-за какой-то мелочи. Что это было? В любом случае приятно вернуться домой.

– Как хорошо дома, – говорю я Хелен. – Приятно вернуться в родной дом после этой долгой канители.

– Ты провела в больнице всего лишь несколько часов, мам. Не преувеличивай, – говорит Хелен и бросает ключи от машины на кофейный столик.

– Нет, Хелен, – возражаю я. – Гораздо дольше. Несколько недель. Может, даже месяцев. Долго. Очень долго.

– Несколько часов, – повторяет она.

– Почему ты споришь? Я говорю, что приятно вернуться домой. – Я хлопаю ладонью о подлокотник кресла, и раздается глухой звук. Это из-за повязки на руке.

– Хорошо, мама, ты права, – слышу я голос Хелен. – Всегда приятно вновь оказаться дома, разве не так?

Я не понимаю, о чем она болтает. Неужели она не видит, что моя рука превратилась в гигантский белый кокон? Я даже не могу пошевелить пальцами.

– Эта повязка мне больше не нужна, – произношу я. – Думаю, что ее пора снять, тебе не кажется?

С этими словами я начинаю снимать повязку.

– Нет, нет! Мама, прошу тебя, не надо! – Хелен бросается ко мне и начинает баюкать мою руку. – Ее нужно носить до тех пор, пока не пройдет вывих. Придется еще немного потерпеть.

– Глупости, Хелен! – говорю я. – Никакой это не вывих. Мне не больно.

Я выдергиваю руку и взмахиваю ею, чтобы доказать, что со мной все в порядке.

– Пусть твоя рука и не болит, но все равно я прошу тебя не снимать повязку! Можешь ты сделать это ради меня?

Я пожимаю плечами и, чтобы не смотреть на нее, засовываю руку между собой и боком кресла.

– Спасибо, – говорит Хелен. – Приготовить тебе чай?

– И тост? – спрашиваю я. – С сыром?

– Может, попозже, мама, – говорит она и выходит из комнаты. – Сиделка сказала, что тебе нужно урезать рацион.

Ах да. Я забыла. Сиделка сказала, что я набираю лишний вес. Она считает, что я забываю, когда ела в прошлый раз, и поэтому ем больше и чаще.