Павел Крусанов: Царь головы (сборник)

Вечером, сидя за столом в доме Пал Палыча, щедро потчуемый дарами его хозяйства, Пётр Алексеевич прислушивался к себе и ощущал, как ободрились за день его чувства. Ничего особенного вроде бы не произошло, сегодняшняя охота не стала для него добычливой, однако шевеление трав, блеск воды, взлетающая птица, сияние неба, зелёный жук, бьющаяся изнутри брошенного дома в окно пухлая бабочка, ящерки, вековой плитняк сараев, вкус холодной минеральной струи — всё увиденное, услышанное, попробованное за сегодня вспыхивало в его сознании, шевелилось, высвечивалось одно за другим, желая запомниться, не ухнуть безвозвратно в забвение, найти в памяти свой уголок.

На столе были свежие овощи, зелёный лук, домашнее сало, колбаса, солёные огурцы, тушёная телятина с печёными кабачками, душистый хлеб из местной пекарни, густая домашняя сметана, жареные голавли и мёд двух качек — июльской и августовской. Ну и, конечно, водка — о ней уже позаботился Пётр Алексеевич, знавший хлебосольство Пал Палыча и не желавший чувствовать себя полным прихлебателем. Нина хлопотала по хозяйству, между делом приглядывая за полуторагодовалым внуком, и за стол с мужчинами не садилась. Дом у Пал Палыча был великий, в два этажа. Первый — кирпичный, второй — из толстого тёсаного бревна. Строился он на большую семью, но выросшие дети уехали от земляной жизни в Петербург и теперь лишь ненадолго приезжали к родителям в уездный городок, основанный Екатериной, почти до основания разрушенный в последнюю германскую войну и неинтересно, без любви восстановленный заново в послевоенные годы, — догуливать отпуск, проведённый, как и положено, в Хургаде или Анталии. Ну и, само собой, время от времени подбрасывали на забаву внуков.

Первую рюмку выпили за охотничье счастье — у Пал Палыча с этим делом всё было в порядке, а вот Петру Алексеевичу удачу определённо не мешало приманить.

— В Какошине у меня кабаны прикормлены, — макая в сметану зелёную стрелку лука, признался Пал Палыч. — Там старый сад колхозный, брошенный — я следы увидал и кукурузы насыпал полтора ковшика. В том годе ещё за хорошую цену два мяшка кукурузы купил. Дед какошинский, приятель мой, ходил смотреть — вся прикормка подъедена. Звонил утром. Я поехал, ещё насыпал. Если опять съядят, хоть иди туда на ночь. Наверняка, конечно, ня скажешь: придут — ня придут… Там на сосне у меня пярекладины набиты — ничего, сидеть можно. Пётр Ляксеич, а хотите на кабана? Я фонарь подствольный дам. Только матку ня бить — подсвинка высматривайте.

Пётр Алексеевич решительно отказался.

— Мне барская охота по душе, — сказал он, хрустя огурцом. — Та, что по перу — утиная да по красной дичи, когда больше ходишь, чем стреляешь. Легавую думаю завести.

Выпили ещё по одной — за целкость ружей. Пётр Алексеевич нахваливал закуски — сметана, сало, телятина, голавли и впрямь были хороши, — снова наливал водку, Пал Палыч останавливал горлышко пальцем над вполовину наполненной рюмкой: «Хватит, хватит…»

— А что, скажите мне, такое значит — жить в природе? — задал Пётр Алексеевич давно щекотавший язык вопрос. — По-вашему, ведь это, верно, целая стратегия, особый жизненный уклад?

— Скажете тоже — стратегия, — водружая на хлеб ломоть сала, улыбнулся Пал Палыч. — Ничего мудрёного. Живи и тем, что тябе природа даёт, пользуйся, но только так, чтоб она ня обяднела, чтоб сохранилась, а то и умножилась. Нужна тябе лесина — бяри, но десять взамен взято́й посади. Это же ня сложно. Или с пчала́ми тоже — я за ними сляжу, чтоб ни моли, ни варатоза, подкормлю, когда надо, рои словлю, маточники вырежу… А они мне за то мёду, так что — и мне, и всей родне, и на продажу. Или вот охота… Корми зверя, чтоб плодился, матку ня трожь, лишнего ня добывай, а иной год и ня стреляй вовсе, если зверь на убыль пошёл. А то у нас-то как? Сойдутся охотники в бригаду и бьют зверя подчистую — кабана, козу, лося… С одной лицензией весь сязон. Всё зверьё подчистую извядут. А вы, Пётр Ляксеич, говорите: стратегия… Хорошо, Бялоруссия и Прибалтика рядом — оттуда зверь к нам снова заходит. Так его опять в будущий год извядут. Бывало на озере, на Алё, с острова на остров лось или коза плывут, так их с лодки ножами режут. Выстрел-то по воде далеко слыхать, вот они и ножами… Там зямля откуплена — охотхозяйство частное, егеря строгие. Если светло и тушу тишком ня вывезти, так брюхо лосю вспорют, чтоб ня всплыл, место пометят и ночью забярут. Так вот.

Выпили под эти слова горькую рюмку.