Мо Инья - Избранные произведения писателей Юго-Восточной Азии

Однажды — тогда у меня были каникулы — я играл с товарищами на улице. Неожиданно против дома Леманов остановился докар [37] Докар — двухколесная повозка с крытым верхом. . Как по команде, все мы бросили игру и побежали к Леманам, во-первых, из любопытства, а во-вторых — и это главное — рассчитывая на угощенье.

И я увидел… Сиях. Она сидела на топчане рядом с каким-то немолодым мужчиной в черной баджу [38] Баджу — куртка; иногда — рубашка, сорочка. . Сиях улыбнулась, поднялась и подошла ко мне.

— А, вот и ты!.. Давно, давно не виделись… — И она засмеялась, обнажив два золотых зуба [39] Золотые зубы в Индонезии считаются украшением. .

На шее Сиях поблескивало золотое ожерелье из семи монет, соединенных цепочкой.

— Ты теперь богатая? — спросил я.

Вместо ответа она поцеловала меня.

— Дай мне золотую монетку, — попросил я.

Она покачала головой и, сунув мне в руку какие-то сладости, сказала: «Вырастешь — сам богатым будешь». Тем временем дедушка Леман, почтительно склонившись, беседовал с незнакомцем, у которого, как и у Сиях, поблескивали во рту золотые зубы. Бабушка хлопотала у печки, грея воду.

После возвращения Сиях я снова стал часто забегать к Леманам. Ее рассказы о слонах и тиграх, о сокровищах пленяли мое детское воображение. Помню, я пересказывал все слышанное домашним или товарищам и, только выговорившись, чувствовал облегчение.

Как-то раз, придя к Леманам, я вспомнил, что уже давно не встречал в их доме человека с золотыми зубами.

— Где он, дедушка? — спросил я.

— Уехал, — нехотя обронил старик.

— Куда?

— Кто его знает!..

— А Сиях еще спит?..

— Нет ее…

— Она тоже уехала? — воскликнул я, едва не заплакав.

Старый Леман тяжело вздохнул.

— Она вернется, дедушка?

Из кухни вышла бабушка Леман.

— Незачем ей возвращаться. Будь она проклята!.. Лучше бы ей там утонуть!..

Я подумал, что Сиях снова отправилась за море, в Палембанг, но, видя хмурые лица стариков, не стал об этом расспрашивать.

— А где Ман, дедушка?

Старик только махнул рукой.

— Тяжелые сейчас времена… Да!.. Даже чиновникам и тем не сладко. Раньше, бывало, Ман у них подрабатывал — то забор поправит, то уборную вычистит… А теперь им не до этого!.. Вот Ман и ушел искать удачи в других местах.

— Куда же он ушел, дедушка?

— В Чимахи [40] Чимахи — город на Западной Яве. . Записался в солдаты.

— Вернется сюда с ружьем? Да, дедушка?

— Вернется? Не знаю… Может, и совсем не вернется…

— Что ты, старый!.. Это раньше так было — не возвращались из армии, — перебила его бабушка. — Пенсионер [41] Пенсионеры — здесь: индонезийцы, служившие в голландских колониальных войсках. После увольнения им назначалась небольшая пенсия. Спандри говорит, что война в Аче [42] Народная война против голландских колонизаторов на Северной Суматре, продолжавшаяся с 1873 г. по 1913 г. уже кончилась… теперь солдаты только и делают, что маршируют и учатся стрелять…

Очевидно, так оно и было: я сам часто видел, как солдаты-кавалеристы — рослые и бравые, настоящие храбрецы — палили из карабинов по целям через реку.

— А где Ньямидин, дедушка?

— О!.. Он, брат, теперь хозяин… У него своя земля… Вот только мало ее, мало. Много работает Ньямидин… Трудно теперь жить. Ох трудно! А помнишь, какие он для тебя красивые игрушки делал?

— Разве ему было плохо здесь?

— Если у человека есть деньги, ему везде хорошо. Другое дело, когда их нет и не знаешь, где взять… — Старик закашлялся и долго не мог говорить. — Ох, лучше не спрашивай…

Голова дедушки Лемана опускалась все ниже и ниже. Мне показалось, что он засыпает…

Когда я, придя домой, начал рассказывать о том, что слышал у Леманов, отец строго прервал меня:

— Иди лучше умойся.

Без лишних слов я отправился в ванную. И, помню, подумал: «Почему наша ванная богаче всего дома дедушки Лемана?» Умывшись, я спросил об этом отца. Он задумался, затем неожиданно усмехнулся и начал насвистывать какой-то веселый мотив. Я обратился с этим же вопросом к матери.

Она нахмурилась:

— Уроки ты выучил? — и, решительно взяв меня за руку, повела на террасу. — Садись за книгу!

И в тот же миг я почувствовал острую боль, будто мое ухо опустили в кипящую воду.

— Больше ты туда не пойдешь! Слышишь?

С тех пор я у Леманов не появлялся.

Прошел год. Я все еще учился в первом классе. Сверстники считали меня малышом и только изредка принимали в свои игры. Как-то около дома Леманов мы играли в прятки. Я спрятался у стены. Неожиданно до моего слуха донесся незнакомый мужской голос.