Туве Янссон: Летняя книга

— И вообще, не мог он создать такую никчемную вещь, как ад, — сказала бабушка.

— А он создал.

— Нет, не создал.

— Нет, создал. Такой огромный-преогромный ад!

Бабушка резко встала, она была раздражена. От быстрой смены положения луг поплыл перед глазами, и некоторое время она молча стояла, ожидая, когда к ней вернется равновесие. Потом она сказала:

— Незачем ссориться, София. Пойми, жизнь и без того тяжелое испытание, зачем же наказывать людей, прошедших его. Человек должен уповать на что-то, в этом весь смысл.

— Неправда, жизнь не испытание, — закричала София. — И что тогда делать с дьяволом? Он же живет в аду!

Бабушка хотела было сказать, что дьявола вообще не существует, но сдержалась. Шум сельской техники действовал ей на нервы. Она вернулась на дорогу, наступив по пути на большую коровью лепешку. Внучка осталась стоять на прежнем месте.

— София, — окликнула ее бабушка. — Не забудь, что ты еще должна сбегать в магазин за апельсинами.

— За апельсинами, — презрительно фыркнула София. — Как можно думать об апельсинах, когда разговор идет о Боге и дьяволе.

Бабушка палкой, как могла, очистила туфлю и сказала:

— Дорогая девочка, в моем возрасте я при всем желании не могу поверить в дьявола. Ты можешь верить во что угодно, но нужно учиться быть терпимым.

— Что это значит? — спросила внучка недовольным тоном.

— Это значит уважать чужое мнение.

— А что значит «уважать чужое мнение»? — София топнула ногой.

— Это значит позволять другим людям думать так, как они думают. Например, я разрешаю тебе верить в черта, а ты разрешаешь мне не верить в него.

— Ты выругалась, — шепотом сказала София.

— Вовсе нет.

— Но ты же сказала «черт»?

Больше они даже не смотрели друг на друга. Три рогатые коровы вышли перед ними на дорогу. Они медленно шагали к деревне, раскачивая боками и отгоняя хвостами надоедливых мух, при каждом неторопливом шаге их кожа то морщинилась, то натягивалась снова. Потом коровы свернули в сторону, и наступила полнейшая тишина.

Наконец бабушка прервала молчание:

— А я знаю одну песенку. — Она немного выждала и запела скрипучим голосом, сильно фальшивя:

Тру-ля-лей, тру-ля-лей,

Эй, беги сюда скорей,

Вот дерьмо коровье,

Кушай на здоровье.

Ешь его со смаком, Кака.

— Что ты сказала? — прошептала потрясенная София, не поверив своим ушам.

Бабушка пропела эту и в самом деле непристойную песенку еще раз. София вышла на обочину и зашагала к деревне.

— Папа никогда не говорит «кака», — бросила она через плечо. — Где ты только набралась таких слов?

— А вот этого я тебе не скажу, — ответила бабушка.

Тем временем они подошли к сеновалу, перелезли через ограду, миновали скотный двор, а когда вышли к магазину, София уже разучила песенку и вовсю распевала ее, точно так же фальшивя, как и бабушка.

Однажды в субботу София получила почту. Это была открытка с видом Венеции, а в адресе стояло ее имя, полностью, с «Фрекен» впереди. Никто в семье не видел раньше такой красивой открытки. На глянцевой картинке были изображены розовые и золотые дворцы, поднимающиеся прямо из темной воды, по которой скользили гондолы, свет их фонарей отражался на водной глади, полная луна сияла в темно-синем небе, и красивая дама одиноко стояла на мостике, высматривая кого-то из-под руки. Открытка была со вкусом украшена золотым тиснением. Ее поместили на стену, воткнув за барометр.

София спросила, почему все дома стоят в воде, и бабушка стала рассказывать о Венеции, о том, как город постепенно погружается в море. Бабушке довелось там побывать. Она оживилась, вспоминая о своей поездке в Италию, ей захотелось рассказать и о других местах, которые она повидала, но София желала слушать только про Венецию, и особенно про темные каналы с затхлой, пахнущей гнилью водой, в которую с каждым годом все глубже и глубже погружается город, уходя вниз, в мягкую черную тину, где погребены золотые тарелки.

В такой жизни, когда твой дом медленно, но неотвратимо погружается в воду, а после обеда тарелки выбрасывают из окон, даже есть своя изысканность. Мама, смотри, говорит прелестная венецианская девочка, сегодня и кухня затонула. Ничего, деточка, отвечает ей мама, у нас осталась еще гостиная. Потом они спускаются на лифте вниз, залезают в свою гондолу и плывут по улицам. Во всем городе нет ни одной машины, они уже давным-давно на илистом дне, все ночи напролет раздаются только торопливые шаги на мостах. Время от времени можно услышать музыку да еще скрип погружающегося в воду дворца. И по всему городу пахнет тиной. София отправилась на болото. У кустов ольхи вода побурела. Во мху и зарослях голубики девочка прорыла канал и обронила в него золотое кольцо с ярко-красным рубином. Мама, мое кольцо упало в канал. Ничего, деточка, в нашей гостиной полным-полно золота и драгоценных камней.