Магомед Абдулкаримович - Переосмысление

Я отодвинул от себя тарелку, резко вскочил, чуть не уронив стул, и хлопнув дверью, вышел на задний дворик.

Дворики в нашем городке обычно крошечные — расстояния от боковой стены дома до забора соседей хватает лишь на то, чтобы покрасить или отремонтировать стену или забор. В нашем дворе, справа от крыльца перед кухонным окном, была разбита простенькая цветочная клумба, а сразу за ней теснились грядки с луком, кудрявым салатом и спаржей, из которой мама умела готовить не менее десятка вкуснейших блюд. С левой стороны под навесом стоял мангал для барбекю и несколько пластмассовых стульев, за ними росло огромное ореховое дерево. Под ним я и сидел на деревянной скамейке, когда отец легонько тронул меня за плечо.

— Можно присесть? — спросил отец. Что это с ним? Я думал, он будет в гневе, начнет читать мне лекцию о том, что так разговаривают с родителями только ничтожества. Я был поражен этому, казалось бы, простому вопросу, потому что раньше отец никогда не спрашивал разрешения в таких вещах даже в шутку. В нашей семье четко давалось понять, кто главный, кто отец, а кто сын, именно поэтому я думал, что сегодняшняя моя вольность будет мне дорого стоить.

Однако я удивил себя еще больше тем, что хотя от его мягкого вопроса мне заметно полегчало, я не торопился это показать. Я как бы нехотя кивнул и сделал вид, что сосредоточенно стряхиваю пыль с брюк. Я не поспешил обнять его, извиниться за то что, возможно, чем-то обидел его — хотя бы тем что, как он всегда учил меня — дети не должны так разговаривать с родителями. Я не сделал ничего такого, я просто сидел, делая вид, что продолжаю обижаться.

Он опустился на скамейку рядом со мной. Он смотрел прямо перед собой и тихо сказал:

— Вот это и случилось.

Он словно знал, что я ни за что не передумаю строить свое будущее в спорте, он знал меня лучше, чем я знал самого себя. И зная, насколько я бываю упрямым, он хорошо понимал, что я готов идти на любые жертвы ради достижения конкретной цели. Этим он и решил воспользоваться.

— Ну, хорошо. Пусть будет по твоему, — твердо сказал отец, а я недоверчиво скосил на него взгляд. — Знаешь, я ведь тоже не мечтал быть пожарным. Когда-то в юности я хотел стать журналистом, даже поступил в университет, на филологический факультет. Мама наверняка рассказывала тебе, что мы там познакомились, она училась на два курса старше меня.

Когда умерли родители, я не смог оплачивать учебу, твоя мама как раз сдала выпускные экзамены, и мы с ней приехали сюда. Потом родился ты.

Последнюю фразу отец произнес как-то по-особому тепло, как мне показалось, а через минуту он продолжил говорить.

— В конце концов, это твоя жизнь, и ты вправе выбирать путь. Но прежде чем ты отправишься покорять Нью-Йорк и Америку победами на стадионах, ты должен будешь получить профессию, не связанную со спортом. Это мое условие, при выполнении которого я гарантирую тебе помощь во всем, в чем смогу. В конце концов, это вопрос уважения и сыновнего долга. Ты понимаешь, о чем я говорю? — отец пристально посмотрел на меня.

— Нет, пап, пока что не очень.

— Что ж, это не так сложно понять, — сказал он, добавив в тон немного жесткости, которая, кстати, порой очень ему шла. Он умел очень ловко переходить от душевных разговоров к деловым, все у него было в меру, словно все заранее просчитано. Он был великолепным психологом. Почему он пожарный? Почему он не стал богатейшим человеком на Земле, который изменит историю? Почему он рискует жизнью ради местных неудачников?! Наверное, я никогда этого не пойму. Но я отвлекся, а отец продолжал:

— То, чему ты хочешь посвятить свою жизнь, не назовешь стабильной профессией, которая может приносить постоянный доход. А такой профессией ты обязан обладать, и это будет необходимым условием того, чтобы тебя уважали, но отнюдь не достаточным.

Я резко повернулся изумленным лицом к отцу, более ничем не проявляя своих чувств, которые кипели в груди.

— Но я потеряю несколько лет. В спорте это много, целая вечность, — чуть не сорвавшись, ровным голосом тихо сказал я.

— Нет, не много. И ничего ты не потеряешь, я в тебя верю.

— Папа, но как же так?! Несколько лет учиться специальности, которая мне не интересна?

— Хочешь идти к своей мечте? Иди. Но будь любезен создать себе путь к отступлению в случае, если мечта не реализуется.

— Это рассуждения неудачника, пап, — я сам не поверил в то, что сказал ему это.

Он посмотрел на меня, взгляд его был каким-то грустным, потом он улыбнулся и сказал: