Петр Вайль - Слово в пути

В Ассизи одно из самых впечатляющих во всей мировой живописи «Снятий с Креста». Пьетро нарушает пропорции — и эта неправильность усиливает вопиющую неправедность происходящего. Если бы Иисус встал — был бы намного выше всех. Так Бабель испещрил страницу эпитетами, описывая мертвое тело, а потом все зачеркнул и написал: «На столе лежал длинный труп».

К длинному костлявому телу прикасаются шесть действующих лиц. Богоматерь прижимает свое склоненное лицо к запрокинутому лицу Иисуса. Четыре глаза — два полуоткрытых и два закрытых — вытягиваются в одну линию. А лица образуют своего рода единство инь-ян. Пьетро не надо было читать Конфуция и «Книгу перемен»: космическое слияние женского и мужского, покоя и движения, холодного и горячего известно было не только китайцам. Эти сомкнутые головы живой Матери и мертвого Сына — не только вечно длящаяся трагедия, но убедительное свидетельство в пользу общности человеческих верований, вне зависимости от географии и истории.

Отдельной фреской, как-то сбоку, не сразу заметно — висящий Иуда. Искаженное, почти нечеловеческое лицо. Скупые штрихи, в точности соответствующие великой лаконичной прозе Евангелия: «И бросив сребреники в храме, он вышел, пошел и удавился» (Мф. 27: 5). У висящего видны вывороченные внутренности. Это отсыл к словам святого Петра об Иуде: «Когда низринулся, расселось чрево его, и выпали все внутренности его» (Деян. 1:18). Во многих древних цивилизациях признавалось, что демоны обитают в животе злодея и, когда он умирает, они вырываются наружу. Обычно считается, что Иуда повесился на фиговом дереве — той смоковнице, которую проклял Иисус, не найдя на ней плодов, так что дерево засохло. Это единственное разрушительное Христово чудо, совершенное явно в порыве раздражения: «Да не будет же впредь от тебя плода вовек. И смоковница тотчас засохла» (Мф. 21:19). В русской традиции дерево стало осиной, коль скоро растущий инжир никто не видел.

Латинское название осины — Populus tremula , тополь дрожащий. Говорили, что осиновые листья дрожат от ужаса, вспоминая о Распятии, потому что Крест Господень был сделан из осины. Согласно ботанике, тонкий длинный черенок широкого осинового листа не в силах удержать его прямо, и легчайший ветерок колеблет листву. Мистика осины многозначна: кол из ее древесины — единственное надежное средство против вампиров. Но она же — дерево, на котором повесился Иуда, поскольку другие деревья отказывались его принять. Если учесть, что на Ближнем Востоке осина не растет и никак не могла участвовать ни в сооружении Креста, ни в самоубийстве Иуды, правильно, что русские зодчие охотно покрывали осиной купола церквей. Не говоря уж о противомикробных и противовоспалительных свойствах осиновой коры.

Однако Пьетро вдохновлялся апокрифическим Евангелием от Никодима, где Иуда прибегает домой, обо всем рассказывает жене и, в ужасе от предстоящего воскресения Христа, вешается тут же в доме на балке дверного проема.

Мастерство Пьетро-рассказчика, понятно, более явственно не в столь драматических сюжетах, где сама суть происходящего затеняет способ повествования. А вот прекрасный нарратив в «Алтаре блаженной Умильты» (галерея Уффици) — почти безмятежен. Одиннадцать сохранившихся боковых панелей выдержаны в теплых, оранжево-золотисто-охристых тонах: спокойный, умиротворяющий рассказ. Всего за семь лет до того Симоне Мартини создал алтарь блаженного Агостино Новело — и нет никаких сомнений, что Пьетро его видел. Если вступил в соревнование с земляком и почти ровесником — то боевая ничья.

С братом тоже шло несомненное состязание. Амброджо чуть раньше расписал сиенскую церковь Сан-Франческо. В «Посвящении святого Людовика Тулузского» новизна расположения фигур. Передний план самый неожиданный, словно в фоторепортаже о заметном публичном мероприятии: вид сзади — кардинальские шляпы, затылки, уши. Третий, дальний ряд — допущенные к событию важные дворяне, толпящиеся под сводами портика, переговаривающиеся друг с другом. Второй, центральный ряд — главные действующие лица, среди которых выделяется король Карл II Анжуйский, по прозвищу Хромой.

Карл оперся подбородком на руку и грустно глядит на сына, который отказался от наследственных прав, выбрал монашество, вступил во францисканский орден — и вот папа делает его епископом Тулузским. Это 1297 год, самому Карлу править еще двенадцать лет до своей смерти, после чего неаполитанский трон занял его младший сын, Роберт. С Робертом все вышло хорошо: он получил прозвище Мудрый, его ценили Петрарка и Боккаччо, при его дворе плодотворно работали Джотто и Симоне Мартини. Но в 1297-м ему всего двадцать лет, а отец явно возлагал основные надежды на Людовика. Вся династическая драма — в сгорбленной фигуре и меланхолическом выражении лица Карла.