Юрий Поляков - ЧП районного масштаба

Члены бюро с шумом отодвинули стулья и начали собираться.

– Нá вот тебе для коллекции, – вернувшись от двери, протянул Бутенин тоненький сборничек.

Оставшись один, Шумилин закурил и поймал себя на том, что за годы общественной работы приобрел навыки эдакого миротворца, укротителя страстей. А может, именно Бутенина нужно брать на место второго? Правда, у него ни образования, ни опыта аппаратной работы, но зато комсомол для него – комсомол, а не ступенька в жизни, этим он и похож на Кононенко. И парень Леша хороший, только резковатый… А почему, собственно, мы стали любить разных молчаливых насмешников, смотрящих на наши недостатки и несуразицы, словно воспитанные иностранцы, с ироническим удивлением: отчего, мол, аборигены порядок у себя навести не могут? А ведь они никакие не интуристы, а соотечественники, граждане, не в обиходно-транспортном – в главном смысле этого слова, они люди, от которых все и зависит! Почему человека, с болью и виной называющего вещи своими именами, мы, внутренне соглашаясь, все-таки воспринимаем как возмутителя спокойствия? Слава богу, что он покой возмущает! С покоя, вернее, с успокоенности вся безалаберность и начинается. Тут Бутенин абсолютно прав! Тогда получается: ощущение вины есть не у одного краснопролетарского руководителя, а то он уже решил, что это последствия его недавней подводной охоты. Шумилин невольно прислушался к себе и сразу уловил знакомое тревожное ожидание – казалось, даже сердце бьется с какими-то перебоями, словно спотыкается. Ерунда! Он взял и руки книжицу, подаренную Бутениным. Почти всем в районе было известно, что Шумилин собирает первые сборники поэтов и в его коллекции есть почти все классики, нсз говоря уже о нынешних стихотворцах. Но мало кто знал о том, что начало коллекции положила книжечка Шумилинского однокурсника, ко всеобщему изумлению, вышедшего в поэты.

Итак, Верхне-Камское книжное издательство, Иван Осотин. «Просинь». Название настораживало. На фотографии – здоровяк с мужественным прищуром. Аннотация сообщает: молодой поэт (тридцать семь лет) «пристально вглядывается в лица современников и вслушивается в беспокойный пульс эпохи…» В предисловии уважаемый лауреат, представляя автора, вяло уверяет, будто «за стихами Осетина чувствуется судьба, а в стихах чистое лирическое дыхание… Особенно близка ему комсомольская тема…» Это интересно. Открываем.

«Лихо», – подумал Шумилин. И главное: ни к чему не придерешься, все правильно, но вот интересно – почему, чем меньше в стихах искренности, тем больше в «лесенке» ступенек? А ведь, в сущности, этот Иван Осотин тоже в райком залез и тоже потому, что окно не закрыли…

– Папа-а-а-а! – бросилась навстречу отцу Лизка, ребенок с рекламного плаката. – Ты в море купался и не утонул?

– Купался и не утонул, – удивленно ответил Шумилин и, посадив дочь на плечи, совершил круг почета, потом достал из дорожной сумки здоровенные, красивые яблоки – есть жалко! Лизка как-то сразу поняла, что теперь она продавщица фруктовой палатки, и стала зазывать покупателей.

– Лиза, дай нам поужинать, – строго сказала бабушка Людмила Константиновна.

Она два года назад ушла на отдых со средне-руководящей работы и никак не могла отвыкнуть от побуждающе-наставительных интонаций,

Лизка начала торговать сама с собой, а Шумилин сел за стол.

– Почему ты раньше вернулся? – спросила мать, когда сын стал расчленять ножом бледные сосиски – основное блюдо в доме Людмилы Константиновны, отдававшей ныне все силы жэку, так по привычке она называла дэз. (А странно: как ни сокращай, все равно получается нечто похожее на имена гриновских героев, которых абсолютно не волновали жилищно-бытовые проблемы.)

– Отозвали, как всегда, – объяснил Шумилин,

– Что-нибудь случилось в райкоме? Сначала прожуй…

– ЧП. Хулиганы залезли в зал заседаний, побили сувениры…

– Нашли?

– Нет еще, но милиция говорит: какие-то подростки.

– Вот именно – подростки. Ты знаешь, мне кажется, если бы у нас свободно продавали огнестрельное оружие, мальчишки друг друга перестреляли бы. Детская преступность – самое страшное!