Эргали Гер - О погоде за городом

— Безобразие! — прохрипела старуха. — Была такая приличная столовая…

— А мы сегодня заглянем, — пообещал Митя. — Посмотрим, как там распоясались ваши торгаши.

— Ты кого имеешь в виду? — оскорбилась Роза, муж которой был крупной шишкой в горторге.

— Зину знало очень много людей, — вдруг раздался неожиданно торжественный голос Веры Яковлевны, — и в том, что они идут, нет ничего удивительного. Надо, Розочка, перетерпеть эти дни. Если вы с Кларой устали, я возьму это на себя.

— Хорошо, — подумав, согласилась Роза, посмотрела на сигарету и швырнула ее под дождь. Пожалуйста, тетя Вера. Там, внизу, третий день сидят одни и те же, черт их знает, откуда повыползли, я их только на похоронах и вижу — пожалуйста, спуститесь к ним, они будут рады. Для них это большая честь. Можете еще неделю поить их чаем.

Старуха растерянно посмотрела на Розу, то ли не расслышав сказанного, то ли припомнив, кстати, что Роза с сестрой отныне полноправные хозяйки на даче. Помолчав, она уже менее уверенно возразила:

— Но там же разные люди, Розочка, нельзя же всех под одну гребенку…

— А мы и не будем под одну, — заверила Роза. — Мы их разными гребенками, тетя Вера.

Она шепнула что-то Наталье на ухо, потом ушла; по уходу ее все как-то задумались. Наталья, посмотрев на мужа, выразительно постучала кулаком по голове. Митя пожал плечами.

— Ну, ладно, давайте пить чай, — вздохнув, сказала Наталья.

После чая семейство собралось на прогулку, которая, по дачному распорядку, заканчивалась обедом в пляжной столовой. Стоило, однако, Вере Яковлевне спуститься в прихожую, как из гостиной один за другим густо пошли соболезнователи, все чрезвычайно обеспокоенные ее здоровьем; пробиться из их нестройного хора в солисты смогла только Ханна, худая желтолицая женщина, крикливая и настойчивая, как голодная птица, с таким же страстным и настойчивым блеском глаз. Покойная сестра, вообще-то чрезвычайно щепетильная в подборе своего окружения, почему-то терпела подле себя эту женщину, хотя обходилась с ней до неприличия бесцеремонно; Вера Яковлевна, которой и самой доставалось от Зиночки в последние года два, терпеть не могла эту Ханну — тем не менее именно этой Ханне удалось выцарапать старуху и залучить на крыльцо, до того та терялась от многолюдства и усиленного внимания к своей персоне. Митя с женой прогуливались по склизкому, поросшему редкой озябшей травкой проселку, пока Ханна, страшно картавя и улыбаясь Вере Яковлевне своей безобразной обольстительной улыбкой, разматывала какую-то длинную, мстительную, укоризненную ябеду, суть которой сводилась к тому, что ее, Ханну, отдавшую всю себя служению Зинаиде Яковлевне, не допустили на похоронах в первые ряды, где, разумеется, все было ложь и чиновность, где Веру Яковлевну держал под ручку NN. в свое время попортивший столько крови Зиночке, теперь она может себе позволить так ее называть, — зато только ей, Ханне, оттертой в задние ряды, дано было видеть «эти слезы, эту иск'еннюю ско'бь п'остых людей»… Ну, и так далее. Вера Яковлевна нервничала, моргала, одергивала на себе плащ и безнадежно таращилась в помятый малинник за дор о гой, в блеклой листве которого мелькала курточка правнучки.

— Может, ты все-таки шуганешь эту Ханну? — спросила Наталья, озабоченно поглядывая в сторону дома.

— У тебя это лучше получится, — ответил Митя. — Хотя, похоже, она свернулась в куколку и никакой Ханне ее теперь не пронять. Когда хоронили маму, она так же замкнулась. Это железные люди, по ним такими катками прошлись, что никакой Ханне…

Наталья, вздохнув, сердито крикнула Оленьке, чтобы та встала с колен, и пошла к дому.

— Вера Яковлевна, мы идем гулять или нет? — весело спросила она. — Извините, Ханна, нам пора. Вера Яковлевна приняла лекарство и должна отобедать вовремя. Всего хорошего.

Ханна, царапнув Наталью внимательным взглядом, с готовностью закивала.

— Какая болтунья, какая сплетница эта Ханна! — с возмущением объявила Вера Яковлевна, спустившись с крыльца. — Вы такая умница, Наташенька, вы так вовремя подоспели…

Наталья смущенно дернулась, старуха невольно оглянулась и в трех шагах от себя обнаружила крыльцо и Ханну, которая с неприятной улыбкой смотрела с крыльца им вслед. Зачем-то кивнув ей, Вера Яковлевна беззвучно пожевала губами и заковыляла прочь, опираясь на руку невестки.

— Она еще на крыльце, — шепотом сообщила старуха, досадуя на свою оплошность. — Думаете, услышала?